Без конца и начала

Дмитрий Волкострелов и Павел Пряжко – пример довольно крепкого союза режиссера с драматургом (Волкострелов уже ставил его «Поле», «Хозяина кофейни», «Запертую дверь»). Каждая новая пьеса Пряжко подталкивает режиссера на поиски новой формы сценического действия. В «Злой девушке» восемь молодых людей находятся в уютной, современной и абсолютно стандартной комнате, заставленной икеевской мебелью (художник Ксения Перетрухина). Пока зрители рассаживаются на своих местах, персонажи мирно беседуют, смеются, пьют чай, предлагают зрителям мандарины. Проходит время: бесцельное передвижение по комнате, разговоры ни о чем, наблюдение друг за другом и заваривание чая затягивается. Однако дело в том, что с незаметной отмашки режиссера, дающей «начало» спектаклю (каждый актер займет свое место в комнате), в бессобытийном и бесконфликтном существовании героев ничего не изменится. Это дань театральной условности.

В спектакле отсутствует фабула. Злая девушка, на которую указывает название пьесы и спектакля, совсем не главная героиня. У Волкострелова в постановке, как и почти во всех пьесах Пряжко, сложно отыскать главного героя. Речь всегда идет о некой среде, субкультуре. Только об одной героине – Оле (Алиса Золоткова) – известно, что она психолог, в то время как род занятий остальных остается абсолютно неясным. Режиссера не интересуют их характеры. Перед нами обыкновенная компания молодых людей, с виду ничем не примечательных. Они заняты тем, что едят, общаются, разглядывают фотографии, знакомятся, играют на пианино, гуляют, ходят в бассейн и теряются в городе, – в общем, просто живут или, лучше сказать, блуждают. Казалось бы, Олина профессия выделяет ее среди окружающих. Она предполагает изучение этой среды, целеустремленность, свою систему координат, противостоящую свободному «блужданию». Однако на самом деле «изучение» оборачивается незаинтересованным «сканированием» и пространными монологами. Оля – всего лишь один из обитателей этой среды.

Исполнение актеров предельно отстраненно, абстрагировано. Подлинная коммуникация, эмоция, мысль заменены ремаркой, которая постоянно разъедает, дискредитирует их смысл. «Представляешь, я опять упал», – говорит один из героев, оставаясь сидеть на диване. «Оля случайно задевает рукой банку с пивом, пиво выливается на стол», – звучит авторская ремарка в то время, когда персонаж действительно проливает пиво на стол. Действие испарилось, его осадок – та же ремарка. В спектакле играют постоянные актеры Волкострелова (Алена Старостина, Иван Николаев), а также актеры ТЮЗа (Андрей Слепухин, Иван Стрюк, Аделина Червякова, Борис Чистяков, Александра Ладыгина).

Ритм сценического времени приближен к реальному. Хотя в некоторых сценах (катание на коньках, бассейн, сон) режиссер максимально его «сжимает». Условный прием подчеркивает бесконечность однотонного существования героев. Попытка сблизить время реальное и сценическое создает эффект, словно перед нами даже не персонажи, а сознания, затопленные избытком времени. Они находятся на грани растворения, рассеивания.

Герои в спектакле не могут изъять себя из потока времени, время «обезвреживает» любые действия и помыслы, оно втягивает в себя и зрителя, стирает границы между сценой и реальностью (финал спектакля – буквы FIN на экране – всего лишь очередная условная рамка). Это состояние похоже на отстраненный взгляд, произвольно скользящий по поверхности предметов и лицам. Оно рождает колющее чувство, когда нечто важное и главное проскальзывает сквозь пальцы. В финале Волкострелов показывает фрагмент из фильма – «Мужское и женское» Годара, недвусмысленно проводя параллель между современным блужданием и аутсайдерами 1960-х.

Волкострелов продолжает работать со временем и в спектакле «Солдат», который длится 5–8 минут и основан всего на двух предложениях, звучащих только в самом конце: «Солдат пришел в увольнительную. Когда надо было идти обратно в армию, он в армию не пошел». Когда зрители только входят в зал, они видят военную форму, лежащую на стуле, коридор, часть кухни и ванну. На большой экран проецируется изображение молодого человека (Павел Чинарев), принимающего душ. Зритель не знает, когда началось действие, вполне возможно, задолго до его прихода. Он свидетель лишь нескольких минут из жизни этого человека. Убраны какие-либо мотивировки, а публике даны исходные кадры для самостоятельного монтажа. Одна-единственная фраза – это финальная точка, которая резко меняет ход времени, запускает движение действия вспять, предоставляя возможность зрителю вновь самому воссоздать контекст, устанавливать причины и следствия. Волкострелов умело работает с приемами кинематографа, открытыми в 1920-е годы. Они помогают ему найти вполне удачную режиссерскую форму, эквивалентную драматургической.