Цветочки плюс ангелочки

На плакаты выставки вынесено название стиля, появившегося в начале XIX века – «бидермейер». Вообще-то это имя вымышленного литературного персонажа Готлиба Бидермейера – любителя тихой семейной жизни. После Наполеоновских войн и Венского конгресса (1815 год), где солировала Россия, в Европе началась новая жизнь – передышка между одной революцией (французской) и той, что разразится в 1848 году. Люди цеплялись, как бы сейчас сказали, за вечные ценности – за радости домашнего очага. Именно эти идеалы и стали выражать австрийские художники.

К бидермейеру до сих пор отношение неоднозначное. Многие обоснованно считают его мещанским, банальным, эклектичным. Вспомним, например, сколько яда вылил Набоков на «типичных немецких бюргеров» с их обоями в цветочек и плюшевыми ковриками. В сравнении с роскошным ампиром (императорским стилем дворцов) это стиль усредненный – для среднего класса. Но в этом его сила – он поселился в дворянских усадьбах, кабинетах ученых, с его помощью обустраивали пансионы и семейные кафе. Короче говоря, если вы снимаете фильм о Пушкине, либо вообще по русской классике XIX века, без бидермейера вам не обойтись.

То, что привезли в Москву, средненьким никак не назовешь: богатые князья Лихтенштейны, хоть и избрали себе «простую жизнь», рассчитывали на высшее качество – ревностно зазывали к себе лучших мастеров. Однако уже в самом начале экспозиции зрителя ждет типично бидермейеровский монтаж. Сначала идет потрет князя Алоиза II кисти Фридриха Шильхера (художник, кроме этого портрета, собственно, ничем и не прославился): без орденских лент, корон и мантий – земной человек, почти сельский учитель. И тут же, рядом с княжеским образом – «Портрет трактирщика Тьери» от гения стиля Фердинанда Георга Вальдмюллера. То ли венский трактирщик держится по-королевски, то ли король превращен в хозяина едальни – не поймешь, но оба они живописные братья.

Следующий затем ряд небольших картинок из дворца Лихтенштейнов (а князья были австрийскими подданными) спокойно мог бы висеть и в трактире Тьери. Особенно цветочные букеты уже упомянутого Вальдмюллера – каждый лепесток выписан с таким тщанием, что кажется вышитым по холсту. Иные назовут букеты слащавыми, сугубо декоративными (здесь каждый цвет дан как в пору расцвета, так и в момент увядания), но это не отменяет их виртуозности – виртуозности ремесленника.

Напротив цветочного разнотравья – милые детские и женские головки, еще одна фирменная примета бидермейера. В каждом приличном доме должно ощущаться тепло колыбельки и невинного отрочества. Оттого патентованный специалист по детям фон Амерлинг так пережимает с сентиментальностью, живописуя спящую Мари Франциску фон Лихтенштен – чисто ангелочек, как сказали бы взволнованные нянюшки. Потом тот же художник добавляет пронзительные религиозные нотки в изображение девушки Элизы Койцбергер, портрет которой красноречиво назван «Погруженная в мечты». И уж совсем слезы умиления вызывает акварель «Князь Иоганн II учится ходить» Петера Фенди – будущий правитель в распашонке повернулся к нам младенческой попкой (вот уж апофеоз семейности).

Чтобы закончить с признаками стиля, стоит осмотреть интерьеры дворцовых комнат XIX века, запечатленные Рудольфом фон Альтом. Здесь сплошь приметы нового уклада – цветочные ковры из Англии (в подражание восточным) и такие же обои из Франции, этажерки с милыми фарфоровыми штучками-дрючками, тонкие ножки секретеров и стульев (вместо тяжеловесных кресел-тронов). Мебель становится легче, приходят новые материалы для новых людей – для таких, как князь Разумовский, который поселился в Вене, променяв дворцовые интриги на наслаждение музыкой Бетховена.

Если перечисление всех составляющих бидермейера вам ничего не напомнило, придется открыть страшный секрет: в Москве уже имеется музей такого искусства. И находится он недалеко от Пушкинского – речь идет о галерее художника Шилова. Те же женско-детские головки, цветочки и сценки из семейной жизни (наш художник часто живописует свою дочь). Теперь остается почувствовать разницу между доморощенным бидермейером лужковского разлива и его оригиналом.