Мокрые курицы

Если вы знакомы с экспрессионистской немецкой живописью XX века (картины Дикса и Гросса) или с немецким кино (фильмы Шлендорфа), то представить мир Пины Бауш будет нетрудно. Бауш времени создания «Грехов» считала, что самый большой смертный грех – упиваться красотой в уродливом мире, поэтому тридцать пять лет назад начала работу в Вуппертале с изгнания из местного театра классического балета. Ее «танцтеатр» родом из социального кабаре, в котором, конечно, танцуют, но не только, хотя артисты Бауш, часто не молодые, не стройные и не красивые, умеют любой жест представить осязаемо «плотным», вещественным. Они поют, кричат и корчатся, пришпиленные безжалостным прожектором, размазывают косметику в пьяных слезах, враскоряку сидят на полу, швыряют окурки, кривляясь, топчутся перед зеркалом... И непрерывно переодеваются, как будто перемена платья означает начало новой жизни.

«Семь смертных грехов» у Брехта и Вайля посвящены критике европейского мещанства, погрязшего в лености, гордыне, гневе, чревоугодии, похоти, алчности и зависти. Но если соавторы жалили сатирой конкретную буржуазную цивилизацию, то Бауш, не оставляя темы, ее экзистенциально расширяет. Она жила в эпоху, когда уже стало понятно: любая система такова, какой ее делает человек – существо, несовершенное в принципе. Люди в «Грехах» – это такие забавные зверьки, амбициозные и жалкие одновременно, обреченные на профанацию живого чувства. Мужчины (то в строгих черных парах, то в облике трансвеститов) похожи на самозабвенных петухов, женщины (вульгарно накрашенные, со вздыбленным перманентом на голове) – на испуганных мокрых куриц или злых ворон. Это мир крепдешиновых платьев, дешевых духов и стоптанных туфель, мир бренди, лужей разлитого на полу, и грязных кабаков, в которых обитают манекенные персонажи – проститутки с претензией на шик, хрипло поющие об утраченной любви и уплывшей молодости, и отяжелевшие, давно не брутальные мачо, по инерции продолжающие обольщать.

Бауш строит спектакль на классических постулатах: «все мужики – сволочи» и «все бабы – дуры». Смысловое ядро «Грехов» сложено в битве этих простейших мировоззрений, которыми мужской и женский пол «обстреливает» друг друга со снайперской точностью. В первой части исследуется торговля женским телом в патриархальном обществе, буквальная и психологическая, когда женщина и в собственных глазах не воспринимается иначе чем сексуально-прикладной объект для утех, а женское тело выбирается мужчинами точно так же, как домохозяйка в магазине выбирает куриный окорочок. Во втором отделении Бауш просто делает зарисовки женских настроений и судеб. Вот дамочка в растрепанных чувствах вспоминает о любовнике Джонни «из далекой Бирмы». Другая поет про «бордель мамаши Годдам в Мандалае». Третья вспоминает, как родня ей говорила не продаваться «за парочку зеленых». Режиссеру доставляет немалое удовольствие проследить, как фатально зависят друг от друга «сволочи» и «дуры»: смешную пародию на канкан они танцуют сообща, а социальное унижение, как и социальная истерика, неизбежны для всех, будь то мужчина или женщина. Газета Die Welt не зря написала, что постановщик наслаждается «подлостью мира и отношений в нем с мазохистской самоотдачей».

По Бауш образца 1970-х, так вообще выглядит жизнь. Это потом она научилась прощать миру несовершенство: в ее поздних спектаклях ощутимо мудрое приятие бытия, каково оно есть. Но мировую известность Пина получила на таких постановках, как эта, – жестких и беспощадных. Она создала в Вуппертале авторский театр, на премьеры которого съезжались зрители со всего мира. Сегодня, когда Бауш незадолго до кончины и специально для московских гастролей возобновила свой старый спектакль, плакатный протест знаменитой немки по-прежнему хватает за горло. Даже несмотря на то, что ее театральные находки растащены многочисленными подражателями, а злость на цивилизацию сегодня ассоциируется не столько с искусством, сколько с хулиганами-антиглобалистами, крушащими витрины и автомобили.