Художественный руководитель Большого театра Василий Синайский

– Вы высказывали радикальные взгляды на ситуацию в опере Большого театра. В отношении некоторых постановок прозвучали слова «неимоверная скука» и «низкий уровень». Кто в Большом готов вас поддержать?

– Большой театр действительно большой, в нем есть разные мнения. У меня от многого сложилось позитивное впечатление. Когда я знакомился с певцами, все очень старались. Конечно, по-другому быть не могло, они показывались новому начальнику, но я не почувствовал безразличного отношения. Другое дело, кто и насколько сможет воплощать мои идеи по улучшению дел в театре. Что касается руководства, то сам факт приглашения нового главного дирижера, по-моему, говорит о желании перемен.

– Современная музыка и новейшая оперная режиссура вас не пугают?

– Мне интересно «возиться» с современной музыкой. Я на ней воспитан. После консерватории я сразу попал в Ригу, а в Прибалтике и в советское время можно было играть почти все. Мы исполняли музыку Денисова, Губайдуллиной, Щедрина, Александра Чайковского, играли Шнитке, когда в Москве это было запрещено. А современная режиссура? Бояться ее не нужно, а нужно и можно о ней спорить. У меня к этому есть большое любопытство. Хотя я не такой уж сверхсовременный человек. Скорее умеренный модернист.

– Каков ваш взгляд на развитие Большого театра?

– Большой имеет традиции, но театру нельзя превращаться в нечто застывшее и устаревшее. Нашим оркестром я доволен, тут явные позитивные подвижки. Мы провели конкурс, взяли молодых талантливых ребят, кое с кем, кто играть хорошо не мог, расстались. Вскоре проведем конкурс дирижеров, он уже объявлен. Из всех творческих подразделений театра ситуация в опере самая болезненная. Первое, что нужно, – разобраться, кто может, а кто не может петь. Мы с генеральным директором Анатолием Геннадьевичем Иксановым ищем решение этого вопроса. Директор настроен позитивно, он понимает, что в опере много людей, которые и хотели бы петь, но, увы, не могут – они потеряли профессионализм, а войти в реконструированное старое здание Большого с такой же, как сегодня, труппой будет позором. За эти месяцы я прослушал много певцов, и наших, из Большого, и регулярно сотрудничающих с театром, и пришедших со стороны. Среди них большое количество способных людей. Плюс участники нашей молодежной программы, несомненным успехам которых я очень радуюсь. Могу сказать, что на каждое освободившееся место смогут претендовать два-три молодых талантливых артиста.

– Вопрос о переменах крутится вокруг системы «стаджионе», то есть перехода с репертуарного театра на блоковую систему показа спектаклей, как принято во многих странах, и вокруг контрактной системы для исполнителей, набираемых отдельно на каждый проект?

– Однозначного ответа здесь не может быть. Для Большого театра система «стаджионе» должна существовать в каком-то своеобразном виде. Многократный показ одного названия повышает качество, потому что дает возможность хорошо отрепетировать спектакль. Большому театру, думаю, подходит показ небольшими блоками. А труппа должна быть небольшой, но «разнохарактерной» по типажам голосов. А что сейчас? У нас нет хорошего Германа, нет Ленского. Мне хочется, чтобы в Большом театре были свои звезды, как раньше, когда все знали Лемешева или Козловского. Сегодня есть замечательные зрелые мастера, например Елена Манистина или Владимир Маторин. Он, кстати, будет петь в опере «Золотой петушок», которую я готовлю с режиссером Кириллом Серебренниковым.

– Что еще необходимо сделать?

– Увеличить количество названий в афише. Не забывайте, у нас скоро будет две сцены. Кроме того, по-моему, в театре работает слишком много людей. У меня такое чувство, что многие функции по постановке спектакля дублируются несколькими отделами. И я бы значительно поднял зарплату певцам. Многие этого заслуживают.

– Приходится слышать, что в консерватории упал уровень подготовки потенциальных кадров для Большого театра…

– Трудно сказать. Я в последние годы много жил за границей и не очень хорошо знаком с ситуацией. Уровень молодежи, которую я услышал в Большом, позволяет говорить, что вокально она обучена неплохо, но со стилями музыки дело обстоит ужасно. Певцы не понимают, что они поют, Моцарт звучит так же, как Верди или Мусоргский. Кроме того, в Большом театре всегда считалось, что там должны петь большие голоса. Но могу сказать со всей ответственностью: сейчас в мире гораздо больше ценятся не «крикуны», а исполнители, у которых, возможно, не очень большой голос, но выразительный, артистичный, чувствующий особенности музыки. В конечном счете мы снова упираемся в качество.

– Придя в театр, вы дирижировали самыми, по вашим словам, запущенными, морально устаревшими спектаклями – «Иолантой» и «Царской невестой». Зачем?

– Мудрость руководителя не в том, чтобы все резко сломать, а в том, чтобы постепенно улучшать. Как зрелище «Царская невеста» имеет и положительные и отрицательные стороны. Она шикарно (в смысле картинки для публики) выглядит, зрители ахают, когда открывается занавес. Но режиссура, конечно, устарела. А «Иолантой» у нас затыкают «дырки» в афише. Ужасно! Ведь это одно из лучших сочинений Чайковского. Я подошел к этим постановкам как музыкант, хотелось вдохнуть жизнь в великолепную музыку, вернуть ее качество и чтобы певцы пели с воодушевлением.

– Тут есть проблема. Вам постановка не нравится, мне, например, тоже, но широкая публика в восторге. И голосует рублем…

– Почему у нас более консервативная публика, чем на Западе, я не берусь сейчас судить, хотя и там на «Травиату» ходят с большим удовольствием, чем на «Воццека». В любом случае нельзя делать театр прокатной площадкой для одного типа слушателей. Зрители, будь то любители современной музыки или простая публика, должны находить в афише названия и режиссерские концепции, соответствующие их вкусу.

– Возможен ли вариант, когда в театре идут две версии одного названия: скажем, старый советский «Онегин» и спектакль Дмитрия Чернякова? Ведь два зала нужно будет заполнять.

– Да, это может быть. У Гергиева в Мариинском театре шли параллельные версии. Что касается заполнения зала, то первые два года об этом можно не беспокоиться: люди придут посмотреть на паркет и люстры после ремонта. Возможно, я говорю циничные вещи, но это правда. А потом театру понадобится усилить пиар.

– У нас слишком часто говорят о традициях. По-моему, такие разговоры могут прикрывать душевную лень, желание жить в сонном царстве, где никогда ничего не происходит…

– Такое есть. Сам чувствую, что для некоторых в театре я неудобен, потому что хочу перемен, пытаюсь растормошить. Большой – огромный, очень медленный инерционный корабль. С другой стороны, в театре много энергичных и деятельных людей, на которых я могу опереться.

– Многие требуют от любой премьеры непременного успеха. Они говорят: «Экспериментам не место на этой священной сцене». Имеет ли Большой театр право на неудачу?

– Такие разговоры ведут люди, потерявшие чувство реальности. Давайте вспомним поговорку «не ошибается тот, кто ничего не делает». Это касается любого театра. Когда появился «Современник», разве всё у них оказалось бесспорным? А у Любимова в Театре на Таганке постановки были стопроцентно успешны? У нас будут и триумфы и неудачи. Я отношусь к этому спокойно.

– Как, по-вашему, должна выглядеть оперная афиша Большого театра?

– Должна преобладать хорошо сделанная русская классика. Все-таки и для наших соотечественников, и для иностранцев Большой – это место, где на высоком уровне идут «Борис Годунов», «Хованщина», «Евгений Онегин», «Пиковая дама»... Обязательно должна быть современная музыка, которая будет периодически меняться. И пусть современный спектакль публику немножко эпатирует, мне это нравится. Что касается самых популярных, Верди и Пуччини, то мы хотим сделать «Травиату», а «Богема» идет как первый оперный спектакль по интересу публики. Но я намерен включить в афишу и «Кавалера роз» Рихарда Штрауса – ее будет ставить английский режиссер Стивен Лоулесс. Постановку произведений восемнадцатого века тоже не отрицаю.

– Будете ли вы привлекать в театр знаменитых оперных звезд из-за границы?

– Знаменитости обязательно будут. Прежде всего на гала-концерте, которым в следующем сезоне должно открыться отремонтированное старое здание Большого. Концерт готовит Дмитрий Черняков. Это не просто «концерт в костюмах», а специальное театрализованное действие. Исполняться будет преимущественно русский репертуар. Постараемся сделать вечер максимально звездным, об этом нас просит и правительство. Многие знаменитости со всего мира уже выразили согласие, вплоть до Пласидо Доминго.

– В Большом театре многие мечтают работать. Вам приходилось разбираться с трудоустройством «позвоночников» – певцов и музыкантов, о которых звонят и хлопочут сильные мира сего?

– Вы не поверите, но пока еще нет. Теоретически я понимаю, что проблема существует. И буду держаться до последнего.