Posted 13 ноября 2005,, 21:00
Published 13 ноября 2005,, 21:00
Modified 8 марта, 09:28
Updated 8 марта, 09:28
Спектакль «Пир во время ЧЧЧумы. Фрагменты» немного похож на того незадачливого любовника из анекдота, которого лет на тридцать забыли в шкафу. За время вынужденного сидения он несколько полинял, пообтерся и потерял контакт с реальностью. Его шутки потускнели, а сам облик вызывает интерес скорее археологический, чем эстетический.
Спектакль Михаила Левитина начинается с тоста памяти Джаксона-весельчака: зрительный зал обносят бокалами с шампанским, всех просят встать и стоя выпить за смерть того, «чьи шутки, повести смешные»… Собственно, весь спектакль – поминание бывшего «весельчака».
Михаил Левитин поставил спектакль-воспоминание о 70-х. Именно тогда в российскую моду вошел поп-арт. Художники составляли целые полотна из сочетания сапог с чернильницами и пожелтевшими трамвайными билетами. А из сложения лифчика, резинки для чулок, перчаток и туфелек возникал «Портрет прекрасной дамы». В театре на пике моды были «коллажные» тексты. И в столкновении фрагментов зрители искали аллюзии, подтексты и фиги власти и миру.
Взяв пушкинский «Пир во время чумы», Левитин аккуратно порезал текст, нашпиговал его вставками сцен из «Моцарта и Сальери», «Каменного гостя», «Скупого рыцаря», из эротических лицейских пушкинских стихов, из его дуэльных писем, из песен, – и в эту невнятную гремучую смесь добавил на десерт длиннейшую элегию Александра Введенского. А потом вывалил все это перед приглашенными гостями: ломайте голову, кому не лень. Старательно доискивайтесь, почему взяты те сцены, а не эти, почему стыки даны так, а не иначе. Любители логики застрянут уже в программке, пытаясь понять, почему Моцарт, Сальери, Дон Карлос, Скрыпач, Скупой, Альбер, Иван и Жид названы «Призраками былого», почему так расплодились и умножились «Погибшие, но милые создания» (целых пять штук вместо пушкинских Мери и Луизы). Откуда прибежал в чумной город Человек с чемоданом. Короче, после длительных и бесплодных размышлений, ответ один: «Чччума его знает!»
На небольшом возвышении, вынесенном прямо в зрительный зал, расположился в кресле Председатель, которого играет актриса Дарья Белоусова. Вместе с нами он рассматривает прелестную полуголую девицу в ванне, распевающую куплеты о Леде и лебеде. Наблюдает за обожателями Лауры, которые все просят и просят: «спой, Лаура!», а она все поет и поет. Лицезреет белокурого отчаянно юного Моцарта, который просит представить на его месте «кого-то помоложе».
Левитин привычно использует весь набор капустнических приемов, создавая спектакль-пародию. Правда, основная беда этой пародии, что ее объекты давно в нашей реальности отсутствуют. «Костюмные» спектакли с латами, шлемами, театральными бородами и париками – когда вы их видели последний раз? Завывающее чтение стихов или скандировка стихотворных строк с утроением согласных и точкой после каждого слова: «Есть. Упоение. В. Бою». Но стихи со сцены сейчас читают так редко. Наконец, отчаянно пародируется образ масс-медийного Пушкина, Пушкина, растащенного на цитаты, сцены, персонажей. Но… Пушкин давно уже исчез и из массовой культуры, и из массового сознания. Давно царствуют другие персонажи, цитаты и аллюзии. А сейчас «Пир во время чумы» смотрится безнадежным анахронизмом.
Да и сам Александр Сергеевич (в отличие от многих коллег-классиков, позволяющих и поощряющих режиссерские резвости) к развеселым капустным «дерганиям за бакенбарды» располагает мало. И вставки его дуэльных писем в ерническом контексте коробят довольно сильно (больно высокой ценой оплачены, чтобы служить еще одной развлекалочкой). В самый неподходящий момент изуродованная ерническим тоном строчка вдруг выпрямляется и поверх всех прыжков и ужимок летит в зрительный зал.
В финале призраки благополучно возвращаются в свои шкафы, и становится понятным, что лучше их и не тревожить: пусть скелеты в шкафу спят спокойно и никакая чччума их не разбудит.