Posted 13 марта 2016,, 21:00

Published 13 марта 2016,, 21:00

Modified 8 марта, 03:17

Updated 8 марта, 03:17

Башмачник и король

Башмачник и король

13 марта 2016, 21:00
На сцене Московской консерватории фестиваль «Опера априори» представил сольный концерт Рене Папе. Всемирно признанный специалист по Вагнеру пел фрагменты немецких опер, но не только. Ему помогали Оркестр имени Светланова и дирижер Йонас Альбер.

Рене Папе, уроженец Дрездена, четверть века востребован как незаменимый гость Зальцбургского и Глайндборнского фестивалей, вагнеровского театра в Байройте, а Венская опера, театр «Ла Скала», оперные дома Лондона и Парижа, и особенно «Метрополитен-опера», без этого благородного баса просто жить не могут. Папе поет Вагнера так давно и так удачно, что никакие возрастные слабости голоса ему, кажется, не страшны. Именно теперь, после многих лет исполнения Вагнера в ведущих театрах мира, он сделал чисто вагнеровский живой концерт: вечер назывался «Wagner bel canto: прелюдии и монологи».

Возможно, романс Вольфрама из «Тангейзера», где герой из условного вагнеровского средневековья возносит лирический гимн вечерней звезде, у Папе звучал немного устало. Как и спетые на «бис» куплеты Мефистофеля, ради которых герой вечера сбросил строгий пиджак, оставшись в жилете с красной атласной спиной. Но наслаждение профессионализмом вокалиста никуда не делось. Папе никогда не преувеличивает эмоции вагнеровских персонажей, не вгоняет себя в искусственный экстаз, не подчеркивает напоказ, как многие, оперную мифологическую брутальность. Он не пытается пленить публику «бронебойным» криком, взламывающим стены (манера, которая по сей день многими считается за эталон вагнеровского пения). Зато подчеркивает вагнеровское «легато» и вагнеровское «бельканто», чувствуя композитора как мелодиста, пусть даже его мелодия – бесконечная. В общем, мастер поет Вагнера с удивительным чувством уместности и четкой меры, которые вовсе не означают эмоционального равнодушия. Сила его персонажей – всегда внутренняя. Но явственно ощутимая.

Конечно, на концерте восхитило все, о чем многократно писали критики: кто только не упоминал о блестящем «чувстве фразы и фокусировке звука», о «бархатном темно-коричневом» тембре голоса. Кроме того, у Папе необыкновенная дикция, с выпуклым выпеванием немецких слов и букв, всех, страшных русскому языку и уху, фонетических окончаний с тремя согласными подряд. Кстати, это позволило певцу справиться и с русским языком (акцент, конечно, не в счет) в еще одном бисе – бурлацкой «Эй, ухнем!» Не споткнувшись даже на трудных для европейца «щ» и «ы», Папе спел народный рабочий клич с большим вкусом, схватив суть «Дубинушки» – ее ритмику напряжения при тяжелой работе. В монологе Ганса Сакса «Сирень моя в истоме», «Нюрнбергские мейстерзингеры» Папе словно в лупу рассматривал своего героя-башмачника, оперного мудрого простеца, задумчиво ностальгирующего по красоте. А когда певец вышел на сцену в образе Вотана, прощавшегося с мятежной дочерью Брунгильдой и заклинающего огонь («Валькирия»), это был настоящий театр одного актера: величаво-торжественная игра в страдающего отца и непреложность властелина, достигнутая исключительно голосом.

Между выходами солиста оркестр играл оперные прелюдии Вагнера иногда слишком громко, как при исполнении прелюдии из «Лоэнгрина»: децибелы отчасти заслонили нехватку фактуры и объемности звучания, в том числе необходимых (во многом – смыслообразующих) у Вагнера медных. То ли дирижер не совсем это «отрегулировал», то ли превосходный светлановский оркестр не так часто обращается к Вагнеру. В любом случае выбор дирижера – пожелание самого певца. Главное, что артистизм Папе, позволяющий варьировать оперные характеры, раскрылся сполна. Удивительный результат в монологе короля Марка из «Тристана и Изольды», где пение – как «возвышенная речь». Какой грустный – по настроению – вокал, какое убедительное сомнение в друге Тристане, раздирающее королю сердце! В диапазоне от шепота до «вопля», от рокота в низах до верхов, спетых с роскошным «долгим» дыханием. Папе-Марк так захватил зал, что финальная пауза (певец стоял с закрытыми глазами) заставила публику на долгие секунды воздержаться от неизбежной овации. Но потом аплодисменты были горячи, и, надо думать, объявленная автограф-сессия немецкого гостя по окончании концерта нашла многочисленных участников.

"