Posted 12 октября 2011,, 20:00
Published 12 октября 2011,, 20:00
Modified 8 марта, 05:57
Updated 8 марта, 05:57
Союзный геном
На первый взгляд нет ничего общего между екатерининским дворцом, залы которого утопают в золоте и хрустале, и живописью в духе критического реализма. Взять хотя бы полотно Анны Боганис «Детский мир. Беспризорники»: на ступенях известного детского магазина изображена пара малолетних бродяг в духе времен Гражданской войны, но для обозначения времени на переднем плане гордо красуется лейбл американской газировки. Блюдо, как говорится, не для званых обедов. Тут же выплывают просторные дали волжского пейзажа или бытовые сценки в духе советских «деревенщиков». Например, «Письмо» Петровой – не будь под рамой указан 2005 год, кажется, что это еще одна вариация «Письма с фронта» Лактионова, написанного тремя десятилетиями раньше (сейчас в Третьяковке).
Все эти образы не вяжутся с галантным XVIII веком и портретами Екатерины в жемчугах и парче. Они, понятное дело, питаются совсем другими соками – идеями передвижников, традициями постакадемических выставок, когда картины следовали за живым словом и выводили к зрителю узнаваемых персонажей деревни и улицы. Новому объединению художников, созданному как из осколков советских союзов, так и из кадров академических вузов, наученных всем секретам живописания, любая площадка в радость – тем более целая дворцовая анфилада.
Но именно здесь, в Царицыно, вдруг возник удивительный и парадоксальный союз архитектуры и живописи. Потрясающий постмодернизм в квадрате. Судите сами: с нуля воссозданные интерьеры эпохи Просвещения (их в общем-то тут «никогда и не стояло», этих роскошных красот) принимают свежие картины последних лет, в которых бережно лелеются и взращиваются образы Сурикова, Юона, Васнецовых (все они в первой четверти ХХ века входили в тогдашний Союз русских художников).
Вот она – геномная феерия на уровне искусства! То, о чем мечтает все прогрессивное человечество, чтобы когда-нибудь взять кусочек от творца прошлого (волос Рембрандта или ноготь Пушкина) и путем хитроумных химико-физический операций, лабораторно взрастить гения будущего. Возможно, на уровне человеческой природы – как известно, изменчивой и морально неустойчивой – такие опыты ни к чему хорошему не приведут. Но в плане художественной практики эксперименты по меньшей мере, безвредны, а иногда и крайне продуктивны.
Так, например, сорокалетний Андрей Дроздов явно идет по пути Николая Ге и Рембрандта, экспериментируя с их колоритом и композицией. Но в итоге получается совершенно потрясающее полотно «Сотник Лонгин» (о римском воине, принявший веру в момент распятия Христа), стоящее всей религиозной живописи последних лет. Или, с другой стороны, его ровесник Максим Фаюстов соединяет пейзажность Шишкина и Поленова с гражданским запалом Верещагина: получаются портрет-история «Евгений Родионов» (о солдате в плену чеченских боевиков) или «Военно-Грузинская дорога» (с сегодняшними танками в классическом стаффаже). Манера Бенуа с портретным психологизмом Серова у Виталия Графова преобразуются в одну из самых сильных картин экспозиции – «Дирижер Валерий Гергиев в Цхинвале» (2008 год). По названиям и темам видно, что произведения далеко не тепличные. Вполне могли бы служить иллюстрациям к газетным передовицам.
Понятно, что в такой селекции приемов и традиций не обходится без побочных линий. Тема «православие-народность» с вереницей казацких дружин или стройных рядов прихожан в пасхальной истоме, русской жанровой картине как будто отроду предписана. Здесь действует особая косность материи. Об этом еще Платон рассуждал: будет ли красив ночной горшок из золота. Вроде как у золота другое предназначение. Точно так же у холста и масла в России своя высокая миссия. Но как показывает опыт Союза русских художников, она вполне сочетается с современностью.