Настоящий фабрикант

Уорхол начинал как успешный рекламный художник. То есть изначально его творчество было нацелено на товар, на его раскрутку и продажу. Поразительно совсем не то, что буквально за пять лет сын бедных эмигрантов из промышленного Питсбурга превратился в одного из самых высокооплачиваемых дизайнеров Нью-Йорка. Восхищает то, что он решился в зените славы сделать шаг назад, в прошлое – к галерейному искусству – и при этом ничуть не прогадал. Но и к тому, что называется искусством, он умело применил принцип «товар-деньги-товар». В качестве товара выступали знаменитости и знаменитые бренды. Так, взлет Энди-живописца начался после его серии шелкографий с портретом Мэрилин Монро (сделаны они были сразу после смерти актрисы и воспринимались как иконы шоу-бизнеса). Успешный зачин нового направления искусства продолжился в бесчисленных переложениях всеамериканских святынь (от Жаклин Кеннеди до продукции Макдоналдса). Затем нужно было уже просто запустить механизм производства образов. Не случайно свою мастерскую, которая соединяла черты галереи, ночного клуба и PR-агентства, Уорхол назвал «Фабрикой» (всего было четыре уорхоловские «Фабрики»). Зрители и критики немедленно увидели в этом удвоении рекламных картинок квинтэссенцию нового искусства. Никто и не заметил подвоха и надувательства. Ведь до него за пятьдесят лет ХХ века художники успели убедить посетителя авангардных галерей: «Все, что ты ни подумаешь, будет глупо и неверно. Попридержи язык и попробуй увидеть то, чего нет». Уорхолу в полной мере воспользовался презумпцией невиновности, впустив в музей кричащую пару – рекламу и шоу-бизнес.

Наверняка, стоя у многочисленных портретов или натюрмортов с изображением банок супа «Кэмпбелл», московский посетитель домыслит их значение в сегодняшнем ключе. Притягательность творений Уорхола как раз в том и состоит, что они больше берут, чем дают. Задолго до Энди Уорхола этот ход обкатал Леонардо да Винчи, исполнив свой самый вызывающий и неясный поп-образ «Джоконды». Уорхоловские изображения «Монро» теперь сильно приближаются по популярности к «Моне Лизе» (согласно недавнему опросу в Англии картины вошли в пятерку символов ХХ века). Им постоянно приносят дары все новые и новые поколения: российские художники 70-х искренне пытались создать свой вариант поп-арта с примусами и советскими досками почета, в 90-е россияне в картинах Уорхола видели прообраз бунта перестроечного поколения. Сегодня, судя по всему, Энди ожидает самый большой дар в Третьяковке – ему преподнесут самое дорогое, что у нас имеется, – нашу национальную идентичность. Мало того, что выставку американца принимает сугубо национальный музей, галерея подготовила экспозицию отечественного поп-арта, на которой свою сольную партию исполнят российские «фабриканты».