Гамлет в кроссовках

Взяв к постановке главную пьесу Европы, бразильские актеры из Рио-де-Жанейро сняли груз «ответственности» перед классикой и выбрали непритязательную форму спектакля-репетиции. Окруженное с четырех сторон зрительскими рядами пространство заполнено произвольными предметами: столик с бокалами вина и воды, сундуки, кроссовки, театральные костюмы на вешалках, цветы в ведре, игрушки, книги. Все участники (четверо мужчин, двое женщин) пробуют все роли. Какие-то сцены пьесы Шекспира только бормочутся, какие-то вкратце пересказываются, какие-то опускаются, какие-то повторяются несколько раз.

Почитав текст за Лаэрта, актер небрежно наденет белое платье и превратится в Офелию. Актриса пожалуется на трудности понимания пьесы, а потом начнет знаменитую беседу Гамлета с прибывшими Розенкранцем и Гильденстерном. В ходе беседы, где Гамлет «выворачивает» душу собеседников, актеры, играющие неверных друзей принца, раздеваются догола и лихо скачут по сцене. А один из голых исполнителей плюхнется на коленки зрительницы первого ряда. Похоже, мучительно выстраданную в Европе наготу актера на сцене в Бразилии восприняли как увлекательную моду или новый вид театрального спорта.

В постановке «Репетиция. Гамлет» театра «Компания актеров» пробуются самые разные приемы и ходы. От самых затрепанных (идея постановки-репетиции) до новейших (утопление Офелии изображается вылитой ей на голову бутылью воды, а скорбь Гамлета по умершей – высыпанной на голову банкой муки). Корона Клавдия сделана из заткнутого за головную повязку набора вилок. Вместо шпаги или кинжала Гамлет пользуется красным револьвером. А призрак разгуливает в прозрачном целлофановом мешке. Королева надевает Гамлету на ноги красные кроссовки, которые ему явно малы.

Затрепанные от частого употребления театральные ходы бразильские актеры воспроизводят с неподдельным увлечением и азартом (самодеятельный азарт – одна из самых привлекательных черт бразильской драмы). Режиссер-постановщик «Репетиция. Гамлет» Энрике Диаз не боится упреков в эклектике. В знаменитой сцене мышеловки Клавдий и Гертруда начинают давиться идущей изо рта черной «кровью злодейства». А отчитав трагический монолог, актер возьмет в руки заводную игрушечную корову, машущую крылышками, и с полной серьезностью и пафосом «полетает» с ней по разным углам сцены.

Философские размышления датского принца кажутся под солнцем Рио-де-Жанейро невозможной тягомотиной. Перенесенный в атмосферу тропической жары сюжет трагедии Шекспира приобретает подозрительное сходство с «мыльной оперой». Стремительно летящее к финалу действо тормозится лишь один раз – в сцене оплакивания Офелии. И эта остановка – лучший момент спектакля. Севшие в круг актеры говорят каким-то старинным речитативом – вдруг перестают изображать европейских актеров, которые играют героев «Гамлета», а просто оплакивают судьбу юной несчастной девушки. И тогда хочется верить, что, пройдя период заимствований и подражаний, бразильский театр найдет свою интонацию и своего «Гамлета».