Где ходят львы

Людей можно классифицировать по тысяче разных признаков: по росту, весу, месту жительства, отношению к футболу... Журналисты делят их на тех, о ком писать легко, и на тех, о ком – трудно. Легко писать о людях с серьгой в носу. О тех, чьи гастрономические и сексуальные пристрастия обсуждают старушки в захудалой деревушке. О тех, кто годами создает и лелеет образ «себя любимого». О тех, кто начинает историю человечества с момента собственного рождения. Короче о большинстве людей искусства писать легко и увлекательно. О Льве Додине – трудно.

Почему-то в моменты общения с ним в голове настойчиво крутится фраза из популярной книжки про физику – о проблемных областях, которые ставят ученых в тупик, говорится: «Там ходят львы». Кажется, Лев Додин не просто «ходит» в недоступном другим пространстве, но своими шагами это пространство вот уже четверть века создает. И в элегантном хозяине МДТ–Театра Европы, с внешностью профессора из Оксфорда, сдержанными манерами и отработанным терпением в общении с журналистами вдруг угадывается облик человека-легенды, создателя лучшего в мире театра, учителя плеяды великолепных актеров, творца исторических спектаклей.

Его реальная биография уместится в короткий газетный абзац: профессорская ленинградская семья, ТЮТ (театральный кружок юношеского творчества), учеба в театральном институте на курсе Бориса Зона, годы работы вторым режиссером в ТЮЗе у Зиновия Корогодского, преподавание в ЛГИТМиКе, постановка прозы Федора Абрамова со своими студентами, приход в МДТ, где и работает поныне. Список его постановок займет страницы. Собрание статей и работ о режиссуре Додина, о его творческом методе, о созданном им театре потребует томов.

Лев Додин сумел избежать одного из самых банальных соблазнов театра, ставшего ловушкой для многих режиссеров – его сверстников, – соблазна позиционирования себя как гения. И поддался соблазну более возвышенному, который подстерегает всякого занявшегося искусством, – создать творение всеобъемлющее и совершенное: книгу книг, картину картин, театр театров. Он строит вымечтанный ХХ веком Художественный театр: «Театр как одухотворенное целое. Театр, который является и продолжением жизни, и чем-то большим, чем жизнь».

Делом судьбы стало воплощение этой мечты в стенах Малого драматического, который с его приходом из захолустного областного театра превратился в Театр Европы. И рядом с этим делом не поставить ни его потрясающую «Кроткую» в БДТ с Олегом Борисовым, ни монументальных «Господ Головлевых» во МХАТе с Иннокентием Смоктуновским, ни оперные постановки на прославленных мировых сценах. Известны сетования Станиславского на то, сколь многим ему пришлось пожертвовать ради МХТ, сколько своих желаний художника пришлось отложить, потому что требовало дело. Жалоб Додина, кажется, никто не зафиксировал. И можно только гадать: тяжела ли ему взятая ноша? И чем пришлось пожертвовать ради нее, от каких перспектив отказаться?

Театр Додина начинался на улице Рубинштейна трилогией по прозе Абрамова. И поколение, пришедшее в театр в 90-е годы, смело можно назвать «облученным» этой додинской постановкой. Так, когда-то в отечественный театр пришли режиссеры, актеры, художники, критики, «облученные» мхатовскими «Тремя сестрами» Немировича-Данченко (Додин из их числа). Именно на «Братьях и сестрах» мы обретали если не театральную веру, то «точку отсчета». И именно тогда МДТ занял особое место в сознании театрального сообщества, которое считает себя вправе предъявлять к этому театру требования, неприложимые к другим.

В конце ХХ века построить Художественный театр – это примерно то же, что попытаться воссоздать в России 2004 года Афины времени Перикла. Одна из величайших тайн: каким образом Додину удалось эту мечту воплотить? Не просто создать театр, но в течение четверти века сохранять его на раз заданной высоте. Провести свой театр неповрежденным через самые мрачные годы застоя и годы перестройки, когда трещало и ломалось все вокруг. Тайна жизнеспособности МДТ удивительна настолько, что, кажется, никто и не пытался разгадывать его феномен.

Правдой и легендой театра стали его спектакли, живущие в репертуаре десятилетия. И актеры-премьеры, которые вчера играли Пряслина и Ставрогина, а на следующий день выходят в массовке бала в «Вишневом саде». И то, что на выбор названий в репертуаре не влияют ни соображения «подходящей роли для N», ни финансовый диктат, ни простейшее желание опробовать удачную режиссерскую придумку. Можно сколько угодно иронизировать над обязательными разминками перед спектаклями в МДТ, но после них большинство других театров с неизбежностью оставляют во рту привкус самодеятельности.

Додин строит МДТ как художественное произведение, где каждый спектакль необходим и не случаен, каждый входит составной частью в какое-то грандиозное целое, на правах главы в романе, фрагмента мозаики или строчки в песне. В построенном им мире, разместившемся на небольшой сцене МДТ, рожают и умирают, сеют хлеб и строят новое общество, предают и жертвуют собой, спасают и губят, отрицают Бога и ищут его. Додин ставит спектакли о блужданиях человеческой души. Он задает похожие вопросы Достоевскому и Салтыкову-Щедрину, Платонову и Абрамову, Чехову и Голдингу, Трифонову и современным прозаикам. В его мире свободно, на равных сосуществуют деревенское раздолье «Братьев и сестер» и губернский город «Бесов», обреченный мир строителей коммунизма в «Чевенгуре» и лечебница, в которой остается героиня «Молли Суини», чеховские усадьбы и воинская часть «Гаудеамуса». И сам создатель Лев Додин – наравне с другими строителями театра – существует в нем в качестве одного из голосов хора, одного из персонажей эпоса.

Существование МДТ – одна из самых обнадеживающих вещей в нашей театральной жизни. Если Додину это удается, значит, путь не закрыт. И самые неверующие Фомы могут если не потрогать его пальцами, то увидеть своими глазами.