Горькая царица

Определение «спектакль-мероприятие», наверное, самое четкое обозначение жанра новой постановки. Французский режиссер немецкого происхождения Лукас Хелемб, преуспевший в изучении китайской и тайваньской культур, а также поэтического театра Марины Цветаевой, давно признан специалистом в экзотических театральных областях. Так, в Москве он уже ставил цветаевского «Молодца», но эта постановка прошла незамеченной.

Сама Марина Цветаева была убеждена в невозможности воплощения ее «Федры» на сцене: слишком сложна словесная ткань, слишком важна звукопись поэта. Русские режиссеры, действительно, крайне редко обращаются к ее поэтическому театру, а успешных опытов почти и вовсе нет. Разве только легендарное «Приключение» Ивана Поповски, где Галина Тюнина блистательно сыграла Генриэтту. Именно там, в студенческом спектакле, разыгранном в узких стенах гитисовского коридора, осуществилась мечта поэта о театре оживших роящихся слов, летающих от актера к актеру как золотые мячи и заполняющих пространство.

Так что в удачу проекта в Театре имени Пушкина мало кто верил. Удачей эта постановка «Федры» и не стала, хотя опыт для театра был весьма показательным и тренинг довольно полезный. Актеры, так долго упражнявшиеся в непритязательных бытовых комедиях, азартно встретили сложнейший текст, отнесясь к поставленной задаче всерьез и истово. Молодые участники трагического Хора с гимнастическим проворством карабкаются по завалам из досок и старательно выпевают музыкальные строфы стихотворной трагедии.

Но если гимнастическую готовность Лукас Хелемб использует довольно эффектно, то поиски в области стиха режиссер, похоже, просто не расслышал. «Федра» – спектакль весьма зрелищный. Хороши вариации на темы античных костюмов Марины Филатовой, уместен и видеоряд, созданный Флорианом Альбержем. Актеры легко двигаются по завалам из досок, напоминающих о горных трезенских тропах. И гораздо менее уверенно чувствуют себя в словесном пространстве поэта.

Незнание языка оригинала сыграло с режиссером злую шутку. Смею предположить, что если бы режиссер знал русский язык, то заглавная роль Федры никогда не осталась бы за Татьяной Степанченко. Несколько десятилетий назад переехавшая во Францию и успешно там работающая, она настолько основательно позабыла русский язык, что цветаевский синтаксис оказался для нее препятствием решительно неодолимым. Глухие и звонкие согласные, игра аллитерациями, все богатство звуковых красок слова Марины Цветаевой никнет, блекнет, распадается. В беспомощном лепете с сильно выраженном иностранным акцентом съедаются окончания строф, теряется ритм, да и смысл произносимого зачастую разобрать трудно. И эти проблемы с русской речью куда страшнее почтенного возраста актрисы, больше подходящей для роли кормилицы, чем юной жены седого Тезея. Хотя все сетования на старость мужа звучат несколько комически. Да и отказ Ипполита от любовного ложа в этом контексте обретает значение сугубо прозаическое и бытовое.

Однако сдвинутые смысловые акценты даже не самое страшное. Почти невозможно играть «Федру» в отсутствии Федры. Невозможно и «удержать» поэтическую ткань в отсутствии слаженной команды. В «Федре» Лукаса Хелемба каждый из исполнителей центральных ролей вынужден существовать автономно, без опоры и поддержки друг друга и режиссера. Каждый играет в меру своего разумения.

Кормилица (Вера Алентова) старательно «обытовляет» цветаевский текст, стараясь передать прежде всего психологические переходы в речах своей героини. Ипполит (Алексей Франдетти) больше озабочен структурой стиха, и за цезурами и рифмами часто упускает смысл речи героя. Молодые актеры хора больше всего заняты согласованием ритма стиха и ритма гимнастических упражнений, выполняемых ими на сцене.

Вследствие стилевой и сценической разобщенности поэтические строфы Цветаевой в этом спектакле напоминают мячики, так и не долетающие до адресатов на сцене и в зале. И в результате премьера так давно не появлявшейся на столичных подмостках цветаевской «Федры», которая могла бы стать событием театральной культуры, оказалась всего лишь культурным мероприятием.