Культура кончилась, начались события

Все вышесказанное совсем не имело целью ущипнуть уважаемый МДФ. Ему от этих щипков не тепло и не холодно. Он давно привык подавать, допустим, гениального фотографа Родченко под разными соусами. Речь идет о важной примете наших дней, к которой музейно-галерейные сотрудники приобщились со всей страстью неофитов. Приличный человек нынче идет в театр не на Шекспира и его пьесу «Король Лир». Он идет, чтобы увидеть, как режиссер Лев Додин их поставил. В Консерваторию отправляются не ради Листа и Шопена, а ради пианиста Березовского, известного своей оригинальностью в подходах к классике. И это только начало, дальше – больше. Идут на то, «о чем говорят», где «будет вся Москва», на то, что раскручено и озвучено. Если раньше важен был момент интерпретации, то теперь и он не так существенен – важнее заголовок, выкрик, одна деталь, которая подхлестнет публику.

Пиар-технологии, которые некогда были на службе искусства и решали прикладные вопросы насчет того, как бы получше вывесить постер и где бы дать объявление о вернисаже, неожиданно стали диктовать этому искусству правила игры. И вот уже Пушкинский музей, не смущаясь, представляет выставку Модильяни как подарок своему директору Ирине Антоновой – качество гарантировано, ведь глупости такому человеку не дарят, средневековое золото Меровингов показывают как «трофейное» (а значит, скандальное). Бренд и тренд важнее реального содержания, один лозунг и названия для выставки стоят сотни научных каталогов. Лондонская Национальная галерея может переместить свои картины импрессионистов в другой зал, назвать их типа «Страсть к свету», поставить отдельную кассу при входе (в то время как на постоянную экспозицию проход бесплатный) – и вот вам уже аншлаг.

Кто-то скажет, что это общий кризис классической культуры под давлением шоу-бизнеса. Кто-то всплакнет о попранном достоинстве «вечного и высокого». Культура в ее латинском смысле слова как «обрабатывание, выращивание, совершенствование» (то есть постепенный рост) сменилась хепенингом – событием моментальным, громким, взрывным (отсюда и «бомба года»). Конечно, это не слишком глубоко и не вдумчиво. Однако у новой тенденции есть одно замечательное свойство. Она открывает безграничные возможности и огромные кредиты для классики. Судите сами. Тот же самый Пушкинский музей может, тасуя подлинные картины, извлекать все новые и новые смыслы и знаки (в том числе и денежные). Третьяковская галерея, например, позволила разместить рядом с постоянной экспозицией классических картин произведения современных художников. Выставка получилась жалкой и поверхностной, но резонанс имела – именно как первый эксперимент.

В этом смысле Лувру можно сильно позавидовать – идут туда, что греха таить, ради «Джоконды». Теперь музей каждую неделю может придумывать отдельное событие: презентация «лучшей улыбки мира», акция «разгадай загадку гермафродита», прием «от шедевра в двух шагах», день-концерт «музыка Джоконды» (известно, что Леонардо заставлял во время сеансов играть музыкантов, чтобы модель чувствовала расслабленность), экспозиция «Лиза как она есть».