Нечеловеческое сходство и человеческое несходство

Первое, что бросается в глаза при чтении комментариев – впечатления от внешности центрального героя. Кто-то нашел ее неотличимой или даже «пугающе неотличимой» от оригинала, кто-то – просто пугающей, поскольку лежащий на актере грим мало того что почти парализовал мимику исполнителя, но, по слухам, еще и был скопирован с посмертной маски Высоцкого. Словом, одни увидели в герое фильма «настоящего» и «живого» Высоцкого, а другие – «живой труп», напоминающий зомби из фильма ужасов. Этому раздвоению способствовали сюжетные обстоятельства картины – клиническая смерть и невероятное воскрешение героя после длительной остановки сердца. Отдаленная параллель с Христом тоже была воспринята двояко – одной стороной как оправданная, другой – как кощунственная.

Однако главной причиной расхождений стала не внешность героя, а отсутствие общественного согласия относительно того, как можно и как нельзя показывать на экране национального кумира. Есть зрители, которым позарез нужен житийный глянец и возвышающий обман, а есть те, кого не смущают низкие истины и натуралистические детали. Одни считают позорным «копание в грязном белье» великой личности, другие относятся к этому спокойно: что было, то можно вынести на экран – тем более, что при таком взгляде человеческие слабости не умаляют творческую силу поэта и не роняют его в общественном мнении.

За этим скрывается общая проблема: как должны соотноситься между собой реальное лицо и его экранный образ? Следует ли создателям фильма стремиться к изображению культового героя в полноте его личной и творческой жизни или допустимо ограничиться отдельными ее сторонами? Применительно к «Высоцкому» вопрос в самом деле актуален, так как фильм ограничивается несколькими днями из жизни героя, притом такими, когда он не снимается в кино, не играет в театре и всего лишь раз появляется на эстраде, да и то в полуобморочном состоянии. Те, кто видел и слышал реального Высоцкого, нередко считают такую избирательность вполне естественной – им интереснее познакомиться с частной жизнью артиста, которая до сих пор не была представлена в кино. А те, кто больше слышал о Высоцком, нежели слышал и видел его самого, воспринимают это как непростительное упущение, обман ожиданий или даже пренебрежение к его памяти.

Еще одна немаловажная точка раскола аудитории – мотивация сюжета. Как известно, в первом приближении кинозрители делятся на «эмоциональных» и «рациональных». Рациональные мгновенно улавливают сценарные нестыковки, которые подчас в корне подрывают доверие к происходящему на экране, тогда как эмоциональные их обычно не замечают, а если замечают, то не придают им значения. С точки зрения «рацио», в «Высоцком» преступления против повествовательной логики встречаются повсеместно. Почему, например, герой и сопровождаюшие его в гастрольной поездке, отлично зная, что без наркотика ему грозит смерть, ничего не взяли с собой? Забыли? Невозможно поверить. А если на секунду допустить, что все-таки забыли, то почему не достали в узбекской столице, где наркоты вагон с тележкой, – уж не потому ли, что тогда пришлось бы отказаться от остросюжетной доставки ампул из Москвы в Ташкент? Для рассудочного зрителя отсутствие логики способно убить интерес к картине в самом ее начале, а для эмоционального оправданием паралогизма является напряжение, с которым он следит за приключениями подруги героя, везущей вожделенное лекарство. А зачем, спрашивается, КГБ тратит столько усилий на то, чтобы «пасти» человека, если можно испробовать привычный и недорогой способ призвать его к порядку – пригласить в высокий кабинет на Лубянке и намекнуть на неприятности, которые ожидают его и близких, если он будет вести себя не так, как положено советскому человеку? Но если сидящий перед экраном не склонен думать о глобальной целесообразности действий персонажей, почему бы ему не увлечься сюжетными перипетиями и драматическими диалогами между героем и его основным противником – офицером госбезопасности в исполнении Андрея Смолякова? Так что же, мог сценарист удовлетворить обе зрительские группы или нет? Большой и, кстати, больной для российского кино вопрос…

Кроме прочего, при чтении отзывов трудно отделаться от предположения, что аффектированно-негативное отношение к фильму если не вызвано, то усилено отношением к его продюсерам, преимущественно к Константину Эрнсту, который считается непосредственным виновником многолетнего «зомбирования» телевизионной аудитории Первым каналом. И что чем выше его продюсерские амбиции, тем больший отпор они встречают – уже безотносительно к качеству выпускаемого им продукта. Если это действительно так, то генеральный продюсер генерального СМИ попал в незавидное положение.

Что же касается моего личного отношения к фильму, то я не склонен прощать ляпы производителям и авторам фильма. Но вместе с тем благодарен им за «моменты истины», в которых экранный Высоцкий совпал с моим представлением о нем, составленным еще при его жизни. Для меня он был едва ли не единственной в СССР публичной фигурой, которая воплощала в себе идеал мужчины, а в своем искусстве – идеал свободы. Я и сейчас полагаю, что после Александра Сергеевича не было у нас такого певца свободы, кроме Владимира Семеновича. Если кому интересно, первый из этих моментов – выступление героя в Ташкенте, где, на мой взгляд, передана феноменальная энергия, она же харизматичность Высоцкого, а второй – предфинальный психологический поединок с «опекуном» из КГБ, в котором видна пропасть, отделяющая человека чести от человека власти, а вольную птицу от цепного пса.