«Здравствуйте, я совсем не ваша тетя!»

В своем предпремьерном интервью режиссер Антон Яковлев жаловался на пьесу: «Драматург, к сожалению, не так много дает актерам возможностей для развития их образов в процессе диалога. Он будто вырезает из всех сцен самые сложные моменты, а затем дает уже следующее состояние героев. Дело доходило до того, что я злился: «Все! Это последний раз, когда я взялся за современную драматургию». После просмотра спектакля «Соглядатай» злость постановщика на неблагодарный драматургический материал стала близка и понятна. Хотя причины, по которым эта тягучая монотонная история мужчины, приехавшего к умирающей старухе-тетушке, была выбрана и поставлена, так и остались неясными.

«Соглядатай» Мориса Панича – весьма занудная история о том, к чему приводит невнимательность. Приехавший по вызову умирающей тетки несимпатичный неудачник Кэмп только через год обнаружил, что ошибся адресом. Пока он месяцами изливал душу посторонней женщине, его собственная тетка скончалась в доме напротив и просидела окоченевшим трупом у окна много месяцев.

Пьеса Панича состоит из тридцати семи сцен, самая длинная из которых занимает две страницы, а самая короткая две строки («Грэйс лежит в кровати, прислушивается к ударам молотка и звукам сверла, которые раздаются снизу. Она изумлена. Вяжет»). Часть сцен представляет собой авторские ремарки. Самое важное, как обычно бывает в пьесах абсурда, лежит в зонах молчания между сценами.

В пьесе двое персонажей, из которых один – больная пожилая женщина Грейс молчит практически на протяжении всего действия. Опытная актриса Наталья Платонова (Грейс) отмечала, что почти весь спектакль молчать ей еще не приходилось: «Самое трудное оказалось потом – сказать первые слова после всего этого молчания. Я и сейчас еще не уверена, что я говорю их правильно».

Собственно, первые слова Грейс в спектакле и есть подтверждение догадки Кэмпа, что он ошибся квартирой.

Почему эту досадную оплошность нельзя было исправить сразу, – вопрос, повисающий в воздухе. По отношению к абсурдистской пьесе Панича он не имеет смысла, поскольку логические связи в мире абсурда упразднены. В психологической истории, которую зачастую вопреки драматургу выстроил на сцене Антон Яковлев, неожиданно обнаруживающаяся способность Грейс говорить (практически весь спектакль зрительный зал убежден, что перед ним немая бабушка) производит впечатление неожиданного сбоя в и без того вяло работающем сюжетном механизме.

По структуре «Соглядатай» Панича – своего рода разрезанный на куски монолог немолодого неудачника, в котором собраны всевозможные мужские фобии, неврозы, обиды и страхи. На протяжении полутора часов Кэмп, практически не закрывая рта, жалуется на своих вечно ругающихся родителей, несчастное детство, печальную юность и всеобщее безразличие («Разве мне может хоть кто-нибудь на свете обрадоваться?»). Претензии стандартны, обиды давно известны. Уязвленная гордость подпольного человека на нашей сцене (даже в пределах одной осени) изучена более чем досконально и в мастерском спектакле Камы Гинкаса («Записки сумасшедшего»), и в удивительном спектакле Валерия Фокина «Вечер с Константином Райкиным»). Постановка Антона Яковлева в этот ряд спектаклей-высказываний ни по задачам, ни по масштабу таланта (и автора пьесы, и режиссера) явно не вписывается.

Хороший актер, Александр Гришин (Кэмп) выжимает максимум из стерильно сухого текста Панича, выкладываясь в практически двухчасовом марафоне до донышка. Он отважно пытается выстроить правду эмоций в предложенной фальшивой схеме сюжета. Его существование в «Соглядатае» можно назвать своего рода подвигом (из категории тех подвигов, которые совершаются солдатами, чтобы прикрыть стратегические ошибки командира).