Posted 9 августа 2004,, 20:00

Published 9 августа 2004,, 20:00

Modified 8 марта, 09:47

Updated 8 марта, 09:47

Гульшат Омарова

Гульшат Омарова

9 августа 2004, 20:00
В российский прокат выходит фильм «Шиза» – режиссерский дебют Гульшат Омаровой. В официальной программе последнего Каннского кинофестиваля «Шиза» была представлена как казахская картина. Хотя снималась она российскими кинематографистами на русском языке, при участии «Казахфильма» и финансовой поддержке Франции и Герман

– Из Казахстана вы уехали прямиком в Голландию. Неужели не было искушения покорить Москву?

– Была, я пыталась поступить в Москве во ВГИК, на актерский факультет к Баталову, но в тот год был азербайджанский набор, а из других республик не принимали. Но я и не хотела никогда быть актрисой – меня родители повезли насильно. У меня всегда были и сейчас есть свои приоритеты: что мне интересно в кино делать и что – нет... А в Голландию я уехала по семейным обстоятельствам.

– А что для вас значит «казахская волна»? Вы сами назвали бы себя ее последовательницей?

– Я горжусь, когда меня называют последовательницей «казахской волны». Это было очень мощное движение. Тогда, в конце 80-х, группа людей просто вынесла Казахстан на мировую арену. Все они были замечательные ребята. Почти все их картины я смотрела по многу раз, поэтому знаю их наизусть. Но я не могу сказать, последовательница ли я их в действительности, потому что все режиссеры «казахской волны» оканчивали ВГИК, мастерскую Соловьева, а я окончила институт театра и кино по специальности «режиссура документальных фильмов и телевидения». То есть моя первая специальность – режиссер-документалист.

– Оба ваши сценария – «Сестры» и «Шиза» – связаны с темой неблагополучного детства. Вас чем-то особенно привлекают такие одинокие дети-волчата?

– Да, привлекают. Знаете, в какой-то мере это часть моего собственного детства. В «Сестрах» есть прямые автобиографические моменты. Да и герой «Шизы» мне очень близок. Даже не потому, что он отвергнут матерью, не потому, что живет отдельно, не потому, что его используют взрослые… Это созвучно моему детству, это мне очень близко.

– Судя по вашей картине, в Казахстане сегодня можно запросто бросить школу и вообще в нее не ходить. Это правда? Насколько судьба вашего главного героя типична для казахских детей?

– Я и сама задавалась вопросом – насколько это возможно. Но когда мы приехали в пригород столицы Казахстана, и я увидела, как там живут люди, то поняла, что это очень даже возможно. Там есть такие места, где до сих пор нет ни света, ни воды. И там дети не ходят в школы, потому что там нет школ – учителя туда не едут.

– Вы ведь совсем недавно уехали из этих мест, почему для вас стало открытием социальное неблагополучие ваших бывших соотечественников?

– Дело в том, что я сама выросла в городе. И от силы два раза была в деревне. По-казахски я не говорю. И, знаете, в Казахстане всегда существовало четкое разделение на так называемых асфальтных казахов и деревенских. Деревенские не любят асфальтных, потому что те уже довольно далеко ушли от своих традиций. И, уже переехав в Голландию, я вдруг осознала, что есть какие-то корни, и уже не имеет значения – вырос ты в городе или в деревне. Есть что-то внутри, о чем хочется делать картину. А проживание в Голландии мне очень помогло в профессиональном смысле, потому что там у меня есть возможность смотреть огромное количество фильмов, читать множество книг, которые раньше были мне недоступны, просто не переведены. Это очень помогает в профессиональном смысле. Это меняет мозги, взгляды на жизнь, интересы.

– Когда я смотрела ваш фильм в Каннах, то подумала, что он очень отвечает представлениям европейского зрителя о территории бывшего Союза. Герои воруют алюминий, в критической ситуации хватаются за пистолет, но побеждает все равно любовь. Имидж России и Казахстана несколько изменился, а режиссеры продолжают выхватывать конъюнктурные эпизоды.

– Режиссеры выхватывают то, что им интересно, то, что их больше всего трогает. Конечно, имидж и Казахстана, и России очень сильно изменился. Но, знаете, я пока фильм делала, очень много ездила между Москвой и Питером, и в окно смотрела из поезда. Питер и Москва – это совершенно отдельный мир, другая планета. Но даже между этими городами есть огромное количество домов, в которых такие истории могут быть – страшно подумать. Какие там перемены! Там XIX век. То же самое и в Казахстане. Отремонтирован только фасад. Знаете, у нас новая столица – Астана. Немцы переносят столицу в течение десятилетий. А мы перенесли за два месяца – облицевали фасад с четырех сторон, а внутреннюю сторону оставили, как есть. Я думаю, что нельзя быть такими циничными, имидж страны изменился, но есть другая сторона, изнанка.

– И все же кинорежиссеры чаще обращают внимание на изнанку и, как правило, отказываются видеть какую-то глубину в «фасаде», а ведь в нем, безусловно, есть глубина?

– Да, но если говорить о европейском зрителе, то ему это все не интересно. Это все он уже прошел – и урбанизацию, и экономический подъем-спад, и новую жизнь. Ему интересно то, что в поселках. Потому что там – редкость. Там – важные вещи, которые исчезают. Как животные, которых убивает цивилизация. Ведь фактически мы, городские, все – роботы. Истинно человеческое осталось только в них – в деревенских. Но они вымирают.

– Скажите, Гука, с интересом к теме детства все понятно, но что вас, молодую хрупкую девушку, связывает с боями без правил, с огромными грубыми мужиками, которые забивают друг друга насмерть?

– Если уж быть совсем откровенной, то жизнь была настолько брутальной ко мне, что по сути разбивала мне морду так же, как эти мужики разбивают друг другу. Жизнь была очень сложная, и я считаю: чем больше у человека на пути проблем, тем сильнее он становится. На самом деле я очень люблю бокс и всегда смотрю его по телевизору, и мне нравятся такие мужчины, такие мачо. И еще я обожаю гангстерское кино.

– Вы снимали настоящих боксеров, которые не умеют бить понарошку. Как вы с ними справлялись?

– О, они были замечательные, высокие профессионалы. И самое смешное, что они все безоговорочно мне подчинялись. Я говорила, что делать, и они безропотно выполняли. Конечно, у нас был постановщик боев, сам бывший боксер, а сейчас тренер. И мы нашим бойцам без правил объясняли: «Старайтесь не доставать до лица, если ударить, то лицо опухнет и покраснеет, нельзя будет снимать». Но это же боксеры: если они входят в раж, их уже не остановить, они бьют по-настоящему. Но это очень сложно увидеть, ведь в кино все эти эффекты отыгрываются, а в жизни они не всегда заметны. Но все они были замечательными людьми, работали на совесть – мы делали несколько дублей, снимали несколькими камерами, было очень холодно, но они ни на что не жаловались, это было очень здорово. Я была очень довольна.

– Вы рассказывали, что исполнитель главной роли Олжас Нусуппаев был первым ребенком, которого вы увидели в первом же детдоме. А вы специально искали детдомовского, чтобы надрыва было больше?

– В какой-то степени да, но была еще и вполне банальная причина – мы отбирали в конце июля, когда все дети разъехались на каникулы – кто на Иссык-Куль, кто на Черное море, кто – за границу. Мы не могли найти школьников. Очень трудно было найти интересное лицо. Мы дали объявление в газету, но оно не сработало. А потом, знаете, мне кажется, что детдомовские дети – они более настоящие, они отличаются от детей из благополучных семей, у них лица другие. Я могу сравнивать со своим сыном – у него другое лицо.

– Вы привозили Олжаса на Каннский фестиваль. Это, должно быть, потрясение для ребенка, который жил в детдоме в казахской степи и вдруг попал в кино, на красный каннский ковер, на виллу в каннских горах, где все ходят в вечерних туалетах вокруг бассейна и пьют шампанское. Как он отреагировал?

– Я сама немного волновалась, все время думала – как он будет чувствовать себя, когда вернется. Думаю, он был глубоко тронут. Говорил: да, здесь красиво, но был достаточно хладнокровен и не откровенничал, все скрывал. Это, может быть, характерно для его возраста.

– После Канн прошло много времени. И все же чем запомнился фестиваль, принесший вам славу?

– Как сказать? Он ошеломляющий. Весь этот гламур, эта роскошь, лица звездные, безумные платья. А с другой стороны, когда я вижу эту толпу фанатов, я все время испытываю такое странное ощущение – ведь эти люди могут насладиться не вкусом торта, а только его видом. И я теперь на их стороне.

Степной бой

В Нидерланды Гульшат Омарова уехала из родного Казахстана три года назад. В сентябре 2002 года в Венеции встретила давно живущего в Америке Сергея Бодрова-старшего, у которого снималась в дебютном фильме «Свобода – это рай!». Бодров представлял на Венецианском кинофестивале «Медвежий поцелуй» – картину, где свою последнюю роль сыграл его сын, вместе с которым Гульшат написала сценарий его дебютного фильма – «Сестры». В Венеции она рассказала Бодрову жутковатую историю, случайно услышанную в какой-то алма-атинской забегаловке от человека с поломанным носом и окровавленными костяшками пальцев. Бодров знал, что Гульшат хочет снимать кино, и понимал, что история о боях без правил в казахской степи – это то, чем наверняка заинтересуются европейские кинофестивали. Бодров стал продюсером Омаровой и не прогадал. «Шиза» попала в «Особый взгляд» последнего Каннского кинофестиваля. И в фестивальном каталоге, и в прессе все в один голос называли эту картину казахской. Хотя она самая что ни на есть российская. Производством «Шизы» занималась студия СТВ, в сотрудничестве с «Казахфильмом», а также французскими и немецкими партнерами.

Впрочем, называть «Шизу» казахской с точки зрения фестивального промоушена очень выгодно – в мире до сих пор сохраняется интерес к вспыхнувшей на рубеже 80–90-х «казахской волне». Сейчас от нее осталась только добрая память, основные ее представители разъехались по разным странам, а иные сменили род занятий.

В конце 80-х казахи действительно накатили на застоявшийся советский кинематограф новой, почти взрывной волной. Путевку в жизнь им дал Сергей Соловьев, которому во ВГИКе достался казахский курс – он первым понял, что экзотика советского Востока – это та неизведанная почва, которая будет всем намного интереснее, чем перестроечная чернуха.

Казахи, как в свое время французы, вышли на родные улицы и заговорили на родном языке. Режиссеры предпочитали снимать в своих картинах непрофессиональных актеров. И если Рашид Нугманов в своей культовой «Игле» снимал героя поколения Виктора Цоя, то Серик Апрымов в «Конечной остановке» – простых жителей дикого аула в их собственных домах.

Документальная правда казахской «новой волны» была вынужденной мерой (французские режиссеры, впрочем, тоже пошли на улицу от бедности), но именно благодаря этому настоящему, живому дыханию казахские фильмы обратили на себя внимание всего мира. Западные кинокритики сравнивали Абая Карпыкова и Амира Каракулова с Годаром и Трюффо, Дарежана Омирбаева с Брессоном, а дуэт Бахыта Килибаева и Александра Баранова – с Антониони.

Гульшат Омарова на пятнадцать лет моложе «казахской волны» и наследует ей скорее на подсознательном уровне. Ведь она родилась и выросла в Казахстане, потому местные, пусть и неприглядные истории ей ближе, дороже и понятнее других. Конечно, она могла бы снять кино и о Голландии, но тогда вряд ли попала бы на Каннский фестиваль. «Шизе» же каннский зал аплодировал долго и громко, а Гульшат все 5 дней в Каннах раздавала интервью иностранной прессе. Герой ее картины – парень по кличке Шиза – немного чудаковатый персонаж, который после неудачной попытки приобретения сексуального опыта бросил школу и устроился вербовщиком бойцов на бои без правил. Однажды он предложит выиграть большой куш своему дяде – ныне спившемуся бомжу, а некогда удалому драчуну. Тщедушный родственник победит здоровенного вышибалу и уедет на призовом «Мерседесе». Но владелец боев, прознав подставу, пригрозит вышибанием мозгов Шизиному отчиму. Развязка семейного конфликта будет драматичной, но финал истории полон надежды на доброе завтра. Кстати, после Каннского фестиваля казашка Омарова, снявшая кино на русском языке, стала национальной героиней Голландии. С 1989 года фильмы голландских режиссеров в официальной программе Каннского фестиваля не появлялись. Это первый случай с той поры.

Елена СЛАТИНА

"