Posted 8 июля 2013,, 20:00

Published 8 июля 2013,, 20:00

Modified 8 марта, 05:03

Updated 8 марта, 05:03

Честное пионерское

Честное пионерское

8 июля 2013, 20:00
Когда в 2008 году Лии Ахеджаковой вручали «Звезду Театрала» с формулировкой «За гражданское мужество», она с благодарностью приняла награду, но явно была уязвлена тем фактом, что театральную премию ей присудили не за театральную работу. Но гражданское мужество Ахеджаковой – это то, что отличает ее от большинства коллег

Когда в артистке Ахеджаковой обнаружилось это обостренное чувство справедливости, когда не можешь пройти мимо гнусности, когда не можешь промолчать, когда стыдно спрятаться за спинами других, когда внутри все начинает клокотать от возмущения? И ничто тебя не может сдержать – ни корпоративная этика, ни боязнь за близких, ни возможные последствия?

В ней навсегда сохранилось что-то пионерское, мальчишеское, упрямое. В ту пору, когда начиналась ее театральная жизнь, термин «травести» еще упоминался только в одном значении – актерского амплуа, когда взрослые актеры исполняют роли мальчиков и девочек. В ТЮЗе Лия на всю жизнь подружилась с Инной Чуриковой и научилась убедительно изображать смелых пионеров, развязных хулиганов, двоечников и отличников, а также мухоморов, поросят, осликов и даже курьи ножки у сказочной избушки.

Больше 15 лет своей актерской жизни она отдала детям! В течение 15 лет «сегодня и ежедневно» она влезала в короткие штанишки, натягивала на голову вихрастый парик, рисовала веснушки и по-пацански вразвалочку шныряла по сцене под крики и визг заполнявшей зал малышни. 15 лет! Не сошла с ума, не озлобилась, не возненавидела детей, да и вообще профессию, не спилась от тоски и однообразия. Это очень много –15 лет. Для иных актрис – и вовсе вся жизнь.

Теперь кажется, что в «Современнике» она была всегда. Тот «Современник» середины 70-х не просто принял ее, как родную, а словно и ждал ее все эти годы. До такой степени они совпали: театр и актриса, труппа и человек. Совпали по всему: по образу мышления, по способу восприятия жизни, по чувству юмора и чувству идейного братства, по внутреннему необозримому желанию не подчиняться, не прогибаться, не унижаться.

Ахеджакова пришла в «Современник» в самый расцвет брежневского застоя, и это коллективное неподчинение эпохе всеобщего маразма бросалось в глаза именами Рощина, Гельмана, Галина, Петрушевской. Чуть позже встреча с Романом Виктюком – режиссером, во многом определившим ее театральную судьбу. Именно Виктюк увидел в ней трагический надлом, как огромную незаживающую рану в сердце – в сердце маленькой нелепой смешной женщины с угловатой пластикой подростка и упрямым, колючим взглядом исподлобья. Гротеск, эксцентрика, буффонада – ее стихия, ее рукотворный мир, в котором она настоящая фурия, колдунья, шаман. В таком жанре невозможно существовать без внутреннего пожара, без ощущения абсолютной, летящей свободы, без размаха, без сумасшедшего азарта. Она так и существует – вне системы, вне границ и запретов, ориентируясь исключительно на собственное чутье, которое ее почти никогда не обманывает.

Звезду кино из нее сделал Эльдар Рязанов, и сегодня, когда слушаешь ее выступления на акциях протеста, нет-нет да вспомнишь «младшего научного сотрудника» Елену Павловну Малаеву и в который раз спросишь себя: «А не с «Гаража» ли все началось?»

Нет, конечно. Это просто Рязанов безошибочно угадал в ней эту жгучую жажду справедливости, которая делает маленького незаметного человека настоящим бесстрашным героем, когда на подвиг тебя толкает не тщеславие, не стремление всех удивить, а просто невозможность поступить по-другому, потому что иначе ты будешь презирать себя всю жизнь. Именно поэтому она ходит на судебные заседания, подписывает письма и выходит на митинги, обращается к властям и согражданам с требованием освободить Ходорковского, пощадить Алексаняна, отпустить «болотных узников», отменить «антисиротский» закон, обеспечить честные выборы… Жизнь и профессия для нее неразделимы, потому что со сцены она декларирует те принципы и заповеди, по которым живет сама, и никто никогда не посмеет обвинить ее в лицемерии, в двуличии, в двойных стандартах.

Один раз ей пришлось смолчать, скованной данным обещанием, и до сих пор, вспоминая об этом, она мучается, словно совершила что-то неприличное.

Давить на нее, шантажировать ее бесполезно. Чем больше и яростнее давление, тем выше сопротивляемость. В этом смысле показательна история со съемками продолжения «Иронии судьбы». Ее просили, умоляли, обещали миллионы и квартиры, подсылали друзей, стыдили, угрожали, грозили испортить репутацию… Бесполезно! Нет, и все. Ахеджакова не просто выдержала этот феерический неприличный натиск, но и публично рассказала об этом позоре. Создатели фильма «отомстили» артистке, «отправив» ее героиню в Израиль на ПМЖ.

Впрочем, держать удар она научилась давно, еще 20 лет назад, когда впервые открыто высказала свое отношение к возможному красно-коричневому реваншу. С тех пор ничего не боится. Эта внутренняя непогрешимость, сила убежденности притягивает к ней людей столь же неординарных, ярких, смелых – тех, для кого искусство является способом гражданского высказывания, а не просто милым доходным развлечением.

Поэтому так естественны союзы Ахеджаковой и Эфроса (всего один раз, в «Тане»), Ахеджаковой и Серебренникова, Ахеджаковой и Крымова, Ахеджаковой и Могучего. В спектакле Театра наций Circo Ambulante Андрей Могучий придумал для нее роль, которую она должна была сыграть рано или поздно, – роль Дон-Кихота в юбке, маленькой упрямой женщины Марии, которая выходит на бой с Кощеем, заменив своего павшего мужа. Кому как не Ахеджаковой произносить подобные слова: «Знаю, что говорю вам, ибо прозрела после удара по голове и вижу все в истинном свете! Не держим мы больше клятв и обещаний своих, забыли о чести и достоинстве, благородстве и великодушии. Мы сидим в своих норах, уткнувшись в тарелки, не видя ни звезд, ни солнца над головами. Очнитесь! Вы же свободные люди. Поднимите головы, вы увидите над собою небо. Я освобождаю вас. Вы свободные люди».

Так что, дорогая Лия Меджидовна, именно «за гражданское мужество», проявленное в борьбе за нашу свободу – на сцене, на экране и на площади. Вы нас освободили.

"