Часть вместо целого

«Часть вместо целого», по латыни рars pro toto – замена множества одним элементом, создающим представление о множестве. Так, в сущности, действует киноискусство, показывающее ограниченную рамкой экрана часть мироздания, которая воспринимается зрительской массой как отражение универсума. На вопрос, действительно ли часть является адекватным образом целого, сам кинематограф ответить не способен. Но зритель, если он смотрит фильм не только сердцем, но и головой, может поставить под сомнение достоверность экранного зрелища.

В правдивости воспоминаний Колина Кларка можно усомниться, во-первых, потому, что есть слухи о романе Монро с режиссером фильма, протекавшем в то же время. Достоверные свидетельства того и другого отсутствуют, но увлечение великим английским актером кажется более правдоподобным. Мэрилин, которая умерла в 36 лет, не дожила до возраста, в котором женщинам начинают нравиться юнцы, так что находившийся в прекрасной форме 50-летний Лоуренс Оливье, чей брак с Вивьен Ли близился к финалу, во всех отношениях был для нее предпочтительнее своего 23-летнего помощника. Урожденная Норма Джин не могла этого не понимать – ибо, не в пример многим звездам, была очень неглупа, о чем свидетельствуют ее афористичные высказывания, едва ли не самые меткие из всего, что наговорили экранные дивы за 117 лет после первого киносеанса, не говоря уже о том, что ее «романтические» связи выдают естественную американскую прагматичность. Поэтому нет ничего невероятного в предположении, что Кларк на старости лет попросту записал на бумагу свои грезы.

А если нет уверенности, что мемуарист правдив в главном – в изображении своих отношений с Мэрилин, нет оснований особо доверять ему и в прочем. Например, в истолковании причин ее вечных опозданий на съемки. В картине они объясняются ее неуверенностью в своем актерском мастерстве, но это не выдерживает критики, равно как и звучащая в фильме эффектная фраза: «Вы – кинозвезда, которая хочет доказать, что она – большая актриса, а он – большой актер, который хочет стать кинозвездой». При всеобщем зрительском обожании, которое Монро встречала каждый день и которое соответствовало ее ролям и эротическому обаянию, ей было незачем мучить себя рефлексией. Больше того, она оставила недвусмысленные объяснения своего поведения: «Опоздать – значит убедиться в том, что тебя ждут и что ждут только тебя. Убедиться в том, что ты незаменима». Конечно, в этих и других ее словах, помимо правды, чувствуются и комплексы – но реальные, а не выдуманные создателями фильма. Что же касается Оливье, то к 1957 году он был лауреатом и неоднократным номинантом «Оскара», а его звездный стаж начался самое позднее в 1939 году, когда вышел «Грозовой перевал».

В общем, главное возражение против портрета Мэрилин Монро, который нарисован создателями фильма, заключается в том, что они сделали ее «блондинкой» не только по виду, но и по существу. И если вслед за доктором Берном считать, что в каждом человеке живут три существа: Родитель, Взрослый и Ребенок, то в «Семи днях…» мы видим только обиженного Ребенка, то есть девочку, чья душевная близость с третьим помощником режиссера Кларком проистекает из того, что она инстинктивно чувствует в нем старшего братика. Внутренняя и художественная логика в этом есть, а соответствия с реальной Мэрилин – нет. Мишель Уильямс в этом не виновата – она играет ровно то, что ей предложили сценарист и режиссер, и при всем желании едва ли смогла бы в таких обстоятельствах сыграть нечто большее.

То же относится и к сэру Лоуренсу Оливье, сыгранному прекрасным актером Кеннетом Брана, столь же большим любителем шекспировских ролей. Брана, который был знаком со своим героем и которого с ним часто сравнивали, по-своему хорош, но, увы, непохож. Причем, думается, не потому, что не мог показать нам другого Оливье, а потому, что не хотел, – не исключено, что из актерской и режиссерской ревности к покойному. Такое бывает, когда Фрейд сидит на Юнге и Адлером погоняет. Словом, Брана лишил Оливье харизматичности, представив пожилым театральным актером, который хотел бы воспользоваться последним шансом выйти на яркий свет, но в глубине души понимает, что ничего из этого не выйдет. Хотя достаточно посмотреть на подлинного Оливье в «Леди Гамильтон» или «Гамлете», дабы ощутить его действительную харизму.

В результате единственным из трех главных персонажей, к которому нет никаких вопросов, остается Колин Кларк в исполнении Эдди Редмейна, который точно отыгрывает все реакции доброго, наивного и рыцарственного парня, сперва попавшего на кинематографическую кухню, а затем оказавшегося в постели с секс-символом тогдашнего человечества. И если многое из того, что показано в фильме, в самом деле является продуктом юношеского воображения, то ничего плохого в этом нет. Как нет ничего дурного и в сопоставлении мифов с заэкранной реальностью – или, если угодно, другими мифами.