Posted 6 декабря 2010,, 21:00

Published 6 декабря 2010,, 21:00

Modified 8 марта, 06:23

Updated 8 марта, 06:23

Париж и вишни

6 декабря 2010, 21:00
Мировая премьера оперы «Вишневый сад» состоялась на сцене Большого театра. Это совместный проект ГАБТа и Парижской оперы. Сочинение современного композитора Филиппа Фенелона показали в концертном исполнении, но в следующем сезоне оперу сделают «в полном формате» – сначала во Франции, потом на гастролях в Москве. Пока ж

Фенелон – маститый автор, написавший более ста опусов в различных жанрах. Оперы он, как правило, сочиняет по заказам европейских театров и любит, чтобы в основе либретто было известное литературное произведение. «Вишневый сад» удачно подошел для межгосударственного культурного проекта: Чехов на Западе и известен в основном как драматург.

На пресс-конференции композитор заявил, что «Чехов во мне не нуждается», то есть это ему, Фенелону, нужно осмыслить писательское слово, иметь по поводу пьесы авторские фантазии, поэтому музыка написана на специальное либретто. Его главная мысль: человек без достоинства (Лопахин) покупает дом, сад, а в широком смысле и жизнь, у благородной личности (Любовь Андреевна, в опере просто Люба). Из новаций: у владелицы сада более откровенные отношения с лакеем Яшей, чем в пьесе. Почему? Потому что сейчас эпоха торжества психоанализа, объясняет либреттист Алексей Парин. А что некоторые женские партии исполняют мужчины, а мужские – женщины, так это для усиления общей нелепости, кстати, очень чеховский мотив.

Авторы оперы в 12 картинах хотели показать смыслы пьесы через воспоминания о прошлом, когда дом Раневской был богат и славен. Не все персонажи сохранены, но главные, конечно, присутствуют. В дополнение к Чехову и Парину в тексте имеются стихи Полонского, Блока и Бунина, которые душевно распевает хор девушек (он же коллективный лирический герой, резонер и глас народа). Действие, основанное на третьем акте пьесы, происходит на балу, где герои, перед окончательным падением дворянского гнезда, исповедуются самим себе и друг другу под звуки двух оркестров – того, что в оркестровой яме, и сценического, из 12 человек (взамен упомянутого у драматурга маленького еврейского оркестрика). Такая вот нервическая ностальгия (ею мучается даже нувориш Лопахин) вперемежку с тщетными надеждами на будущее – у кого в Париже, у кого в банке на службе, у кого в чужом доме, прислугой. Очень по-русски: там хорошо, где нас нет. Обращаясь к Чехову, либреттист мечтал насытить сюжет и современными аллюзиями – от судьбы предков в сталинскую эпоху до уничтожения понятия «интеллигенция» в наши дни.

Массовой публикой, у которой даже Стравинский, творивший десятилетия назад мировой классик, до сих пор ходит в неудобоваримых новаторах, партитура Фенелона воспринимается с трудом. У тех же, кто хорошо знаком с музыкой последних пятидесяти лет (и умеет ее слушать), звуки гладко стекали в уши, производя, впрочем, ощущение некоего дежа-вю. Вспомнился анекдот про композитора Россини, который на вопрос, почему он то и дело снимает шляпу, слушая оперу коллеги, отвечал: «Приветствую старых знакомых». Опус Фенелона – типовая современная партитура, лишь без крайностей музыкального постмодернизма. Сам композитор рассказывал, что он намеренно играет с цитатами из русских композиторов, от Чайковского до Шостаковича, и закончил тираду словами: «Мне принадлежит вся история музыки». По ходу действия слышится вальс с джазом, полька, канкан и Верди, отголоски народных песен, что-то похожее на манеру Щедрина. В итоге все гладко, добротно, уместно, культурно и профессионально. Не весело, но и не скучно. Без натуги и без прорыва. Без открытий и катарсиса. Но и без провала.

Сильной стороной замысла стало его исполнение на сцене Большого. И оркестр под управлением итальянца Тито Чиккерини звучал объемно, и певцы (прошедшие через громадный кастинг) отработали качественно. Кстати, поют исключительно свои, русскоязычные, в том числе и участники Молодежной программы Большого. Некоторые работы особо впечатляют. Сопрано из Минска Анастасия Москвина одним лишь богатым оттенками голосом сыграла все треволнения Раневской. Умерший сын Раневской Гриша очень удался Александре Кадуриной. Баритон Дмитрий Варгин (Лопахин) стал отличным плебеем. Солист ГАБТа Марат Гали и пением, и даже походкой преобразился в бесполезного, но обаятельного Гаева. Его коллега Петр Мигунов (Шарлотта) сатирически точно передал треволнения одинокой полусумасшедшей гувернантки. А москвичка из «Геликон-оперы» Ксения Вязникова (Фирс) модуляциями своего меццо вызывала вселенскую жалость и стремление идти на баррикады, чтобы защитить всех сирых и убогих.

"