Posted 6 сентября 2010,, 20:00
Published 6 сентября 2010,, 20:00
Modified 8 марта, 06:53
Updated 8 марта, 06:53
«Мушкетеры – это откуда-то из детства. Все играли в мушкетеров, пусть не читали книгу. Нормально, что во Франции мушкетеры будут русские – они такие же наши, как их. Даже лучше», – объявляет Зураб Церетели по дороге к своему произведению, не отпуская руку внучки Виктории. Возле собора Сан-Пьер на главной площади города Кондома собралась трехтысячная толпа. На каждом третьем – синяя лента, с которой свисает эмалевый крест. Это все мушкетеры, прибывшие на свой «слет». В том числе и дамы – одна из них только что обслуживала нас в качестве владелицы ресторана.
В минувшие выходные в гасконском городке, где обычно не увидишь на улице больше трех человек, все отели были забиты, а кафе переполнены. Потомки Д’Артаньяна – духовные, конечно – готовились к своему пиру и принятию новых членов. Среди главных гостей сбора значились президент ЮНЕСКО Ирина Бокова, актеры Валентин Смирницкий, Вениамин Смехов и устроитель праздника Зураб Церетели. Всех их предполагалось сделать реальными мушкетерами. Михаил Боярский приехать не смог – лента его еще ждет. Впрочем, для гасконцев, страшно любящих поесть и выпить, Партос куда как более приятная фигура (большинство французов, когда изучали бронзовую четверку, именно персонажа Смирницкого принимали за Д’Артаньяна – хорошего человека должно быть много).
Мушкетерскую группу, переброшенную в Гасконь, уже видели в Париже на выставке Академии художеств. Но тогда она затерялась в ряду церетелиевских «французов», включая Бальзака и Папу Иоанна Павла II, которые уже прописались во Франции. Но в Гаскони эффект был особенно сильный. Д’Артаньян здесь не какой-то киношно-анекдотический персонаж, а реальный герой. Ему уже стоит памятник в его родовом шато, на доме имеется мемориальная табличка. Оттого собравшиеся перед собором настроены были пристрастно.
Впрочем, у памятника был мощный протеже. Инициатором выступил сенатор Эмерли де Монтескье, который мало что возглавляет всю мушкетерскую братию, так еще ведает в сенате финансами. Кстати, исторический Д’Артаньян, начав как военный гастарбайтер в Париже (в 700 км от своего имения), быстро освоился при дворе и сменил мундир на ливрею.
Его потомки куда как виртуозней управлялись с королевскими счетами, чем со шпагой.
Перед тем как сдернуть покрывало по меньшей мере три раза публика испытала сильное возбуждение. Первый – когда российский представитель ЮНЕСКО Элеонора Митрофанова заявила, что в России мушкетеры одни из самых любимых персонажей. Для французов это реальное открытие – они думали, что книжку Дюма помнят лишь в Гаскони. Второй, когда мэр намекнул, будто имя Церетели привлечет в город новых туристов (здешний вариант коньяка «арманьяк» и утиная грудка – уже не самый большой стимул). Наконец, третий, когда все услышали, что скульптуру сделал «грузинский художник, председатель Российской академии». Жители Кондона хоть и провинциалы, но политикой увлечены, и сочетание «грузинско-русский» до сих пор считали невозможным.
После того как убрали белую пелену, у всех собравшихся – от сенаторов до гарсонов банкета – была одна и та же цепная реакция: немедленно сфотографироваться. В этом, собственно, и весь фокус церетелиевского монумента. Он насквозь кинематографичный. Кадр из советского фильма (когда четверка скрещивает шпаги в знак единства) Церетели развернул так, что осталось место для «пятого». Любой может вступить на невысокий постамент и оказаться на пересечении шпаг. Фоном служат древнейшие стены собора. Мы к интерактивности церетелиевских скульптур уже почти привыкли (кто не пробегал под конскими фонтанами на Манежке?), но для французов она в новинку.
Удивительно, но скульптуры Зураба Церетели за границей смотрятся интересней и актуальней, чем в Москве. Дело, видимо, в самобытном архитектурном окружении – оно несколько «гасит» скульптурный напор. Так, громада готического собора превратила мушкетеров в нечто среднее между народным символом и церковным сувениром. Именно этого диалога «на равных» Церетели не хватает в Москве, где он одновременно и скульптор, и архитектор, и прораб, начинающий с пустой площадки. Поэтому в столице все прогибается и скукоживается от его энергии. Что же касается Франции, это вообще родная среда президента АК – тут ценят и его модернизм, идущий от традиций начала ХХ века, его социальную отзывчивость, его смелость на грани бравады. Наконец, в Париже едва ли не лучшие грузинские рестораны в мире.
Вениамин Смехов: «К памятнику при жизни не стоит относиться всерьез»