Музыкант Алексей Паперный

– Алексей, слушая ваши песни, сложилось впечатление, что вы очень легко относитесь к творчеству, как будто развлекаетесь. Это так или в этом некий образ?

– К работе я отношусь серьезно, хотя хорошо бы, чтобы все было легко. Мне вообще кажется, что все хорошее получается случайно. Главное – не думать, что ты царь и бог, а просто много работать, в том числе и над собой.

– Я знаю, что вы год пытались записать альбом, а потом перечеркнули все, уехали за город и сделали его за четыре часа. Почему так произошло?

– Да, я потратил очень много денег, усилий и времени на это, но получилось все очень дохло. Конечно, время это прошло не зря – оно нас чему-то научило, какие-то изменения произошли. Мы даже решили, что не будем выпускать пластинку, потому что я такую не хочу. Но потом собрались на даче и записали именно «то самое». Я думаю, что если пытаться сильно задумываться, то получается ерунда, все как-то неправильно. Лучше, наоборот, не думать и ничего не подозревать, вот тогда получается что-то настоящее.

– До сих пор сложно обозначить, в каком жанре вы играете. А вы сами можете определить его для своей музыки?

– Я очень часто меняюсь. Две предыдущие пластинки были, например, более разудалые, с лихим настроением. Мне трудно определить свой жанр, но сейчас много таких исполнителей, музыку которых трудно отнести к каким-то жанрам. Это вообще очень странное стремление – все классифицировать. Для меня главное, чтобы человек это делал искренне. Ведь личность всегда окрашивает все в какой-то особый тон, который становится только его тоном. Американский певец Том Уэйтс однажды в интервью сказал: «В мой бензобак вливается все – от рождественских песен до мрачного и тяжелого андеграунда». Так вот в своем творчестве я использую абсолютно разные жанры: от дворовых мотивов до музыки 60-х годов, поэтому выделить что-то одно нельзя. Это какие-то постоянные открытия во мне самом.

– Сегодня вас слушает достаточно много людей: ваши песни им близки. А изначально вы ставили цель быть ближе к народу?

– Я не хочу быть ближе к народу и не понимаю, что это значит. Если говорить об искусстве, то оно ни на кого не рассчитано. Это способ видения мира, твои взаимоотношения с миром, но никак не попытка угодить каким-то вкусам. И рассчитывать на кого-то – это неправильный мотив для искусства. Если хочешь понравиться, то начинаешь делать какие-то глупости. К тому же у меня сейчас нет желания, чтобы меня все любили. Мне важно, чтобы понимали и ценили те люди, которых я сам люблю или которые в искусстве сделали что-то такое, что сбивает с ног. Сейчас мне уже важно именно качество, а не количество.

– Кстати, люди очень ценят «живое исполнение», а вы именно тот коллектив, который всегда выступает «живьем». А как вы относитесь к фонограммам?

– Если взять современную музыку, то очень часто используется компьютер для воспроизведения каких-то партий. А вот если люди открывают рот, а голос поет из микрофона или из компьютера, то это фигня. Зачем это надо? Мы являемся свидетелями чего тогда? Ведь ничего не происходит! Но сейчас тема фонограммы практически уходит, я знаю мало людей, которые бы использовали ее.

– Но наверняка вы слышали, что в Мосгордуме рассматривают закон о запрете пения под фонограмму. Действительно ли он нужен?

– Не надо никаких законов – это маразм. Можно, например, принять закон, что людей, вступающих в близкие отношения не по любви, надо сажать в тюрьму... Люди сами решают, как им жить. Я только за то, чтобы зрители знали, будет ли петь под фонограмму артист или нет, чтобы это заранее было известно. Как бы я ни любил артиста, я не пойду на его концерт, если он будет петь под фонограмму.

– Вы довольно заметный персонаж московской клубной тусовки. Как вы оцениваете сегодняшнюю культурную жизнь в столице?

– Мне кажется, что сейчас все очень перемешано. Жизнь в Москве сейчас все мрачнее и мрачнее, какая-то тяжесть над всем висит. Поэтому люди, которые приятны друг другу, стараются организовываться в каких-то местах, где нет тяжелого и отсутствующего взгляда. Там можно увидеть абсолютно разных людей: от полубезумных андеграундных исполнителей до солистов Большого театра. В нашем «Китайском летчике», например, не выступают барды, которые поют песни под гитару. Я, конечно, люблю тех людей, которые в 60-е создали эту культуру, но с ним она и ушла. Галич, Высоцкий, Окуджава – все талантливейшие люди! А весь этот дальнейший суррогат физиков и лириков под гитару не люблю.

– В 90-е вы играли в театре и даже ставили собственные пьесы. Почему отказались от этого?

– Я пытался быть актером и какое-то время работал в театре, но понял, что это совсем не мое занятие. У меня были другие амбиции: мне хотелось делать спектакли, песни писать. И сейчас я хочу заниматься театром, но более серьезно. И тратить на постановку не две недели, а больше. И потом, если в 90-х годах театра не существовало и люди не ходили туда, то сейчас, мне кажется, пришло время, когда его начинают снова любить.

– То есть интерес проснулся у всего общества, все стремятся к культурному просвещению?

– Нет, мне кажется, это происходит только в очень узком кругу. Все общество целиком никогда не будет культурным и духовным. Мне это слово «общество» вообще противно. Что о нем говорить? Это как плакат, помните: «Нам по фиг, куда идти». Оно допускает и позволяет все, этому обществу на все начихать. В Испании, когда взорвались два поезда, вышло все население, и там можно говорить о каком-то обществе. А нашему наплевать вообще на все: вспомните, когда была ужасная трагедия в Беслане и на Красной площади собрали потом студентов, которые пили пиво и обсуждали, зачем вообще пришли сюда. В то время, как во всем мире люди выходили на улицах со слезами на глазах!

СПРАВКА

Музыкант Алексей ПАПЕРНЫЙ (Кузьмин) родился 29 сентября 1963 года в Москве. По окончании школы стал актером театра «У Никитских ворот», где его мать работала литературным редактором. В 1989 году вместе с группой актеров театра создал «Товарищество актеров и музыкантов» (Т.А.М.). Их главный спектакль «Твербуль» с успехом шел не только в Москве, но и за границей – в Нью-Йорке, Париже, Нидерландах, Швеции, Австрии, отмечен многими международными наградами, главной из которых стал первый приз Театрального фестиваля в Эдинбурге (1990). В начале 90-х годов занялся клубным бизнесом. Один из отцов-основателей клубов «Белый таракан» и «Кризис жанра», где, кстати, в 1993 году и сложился первый состав группы «Паперный Т.А.М.». В новом составе группа возродилась в 2003 году в клубе «Китайский летчик Джао Да», где Алексей стал арт-директором. Музыка, которую исполняет группа, называют альтернативным шансоном, или «шансоном с человеческим лицом».