Режиссер Темур Чхеидзе

– Последнее время часто слышны разговоры, что молодым режиссерам не дают ход, что их не пускает в театр старшее поколение худруков, которые, в свою очередь, тоже с трудом пробивались в профессию… Как вы относитесь к проблеме?

– Я тут слышал по телевизору как модный режиссер призывал закопать всех стариков, и тогда наступит театральный Ренессанс… При этом я ни разу не слышал ни от кого призыва расстрелять молодых, чтобы не мешались… Странно правда? Чем мы им мешаем? Фактом своего существования? Бояться, что их не разглядят за нашими спинами? Места всем хватит. И театров на всех хватит. Я не помню, чтобы мне пришлось «пробиваться» в профессию. Ни мне, ни Роберту Стуруа… И нам совсем не хотелось «закопать» Туманишвили или Товстоногова…

– Однако с годами сложнее становится работать в театре? Или проще?

– Что-то делать легче, что-то дается тяжелее. Чем старше становишься, тем строже становится внутренний цензор: это можно делать, а этого делать нельзя. У нас все время все вопросы хотят решать с помощью цензуры. Но главный цензор – ты сам. И ты сам отвечаешь и за то, что ты говоришь, и за то, что ты делаешь. Ты отвечаешь за себя и за людей, которые работают в твоем театре… Иногда грустно сознавать, что вот проходит жизнь. И ты не замечаешь, куда она пролетела. Работа, работа, работа. Я сейчас живу на два дома, на две страны. Семья в Тбилиси, внуки в Тбилиси. Если дома долго не берут телефонную трубку, – начинаю нервничать. Что там? Как? Как мама – 86 лет не шутка. А она совсем не бережет себя. Вчера у нее был выездной спектакль. А сегодня играет в Тбилиси. Я никогда не ставлю спектаклей для Басилашвили или Алисы Фрейндлих, если у них был выезд накануне. А они куда моложе мамы…

– Вы взяли в театр много молодых актеров. Не собираетесь поставить спектакль на молодых? Как они приживаются в труппе БДТ?

– Главное, когда берешь молодого актера – дать ему работу. Причем какую-нибудь ответственную роль. Не просто «кушать подано». Тогда будет понятно, на что он способен. А потом кто-то останется в театре, а кто-то уйдет. Каждый сам для себя решает: подходит ли ему то или иное театральное пространство. Поставить спектакль на молодых, конечно, можно, если появится пьеса, рассчитанная на молодых. Иначе – зачем? Обычно я сначала выбираю пьесу, а потом прикидываю, какие актеры для нее подходят. Если подходящих нет – откладываю пьесу.

– А что вы репетируете сейчас?

– «Дядюшкин сон» Достоевского с Басилашвили и Фрейндлих. Мне показалось интересным дать роль князя Басилашвили, с его статью, импозантностью, барственностью. Он прекрасный актер. И особенно интересен в неожиданных ролях. Когда-то Данелия рассказывал мне, как он выбрал Басилашвили на роль в «Осеннем марафоне». Он увидел, как Басилашвили переходит улицу со сломанным светофором. Он стоял полчаса, все никак не рискуя двинуться наперерез машинам. И эта интеллигентная нерешительность была точно как у героя «Осеннего марафона».

– Сейчас в труппе БДТ много прекрасных актеров. Что вы особенно цените в артистах, что для вас главное?

– Наверное, умение мгновенно, на ходу перестраиваться. Скажем, сейчас мы выпускали в театре спектакль по прозе нашего замечательного художника Эдуарда Кочергина, и Валерий Дегтярь там играл роль главного героя. Играл человека, прошедшего все круги ада. И вот накануне премьеры я вызвал его к себе и сказал: «Валера, ты играешь рассказчика, похожего на автора прозы. А ты попробуй сыграть характер, как у Габриадзе. И тогда зрители сами ощутят такого солнечного человека и жизни, которая ему выпала». Валера послушал, попросил разрешение уйти. И на следующий день все сыграл. Перестроил роль на сто восемьдесят градусов.

– Когда БДТ был на гастролях в Москве, стало понятно, как в столице любят ваш театр. Жаль, что вы так редко выбираетесь на гастроли. С чем это связано?

– Нас трудно вывозить на гастроли. Большой коллектив. И у нас практически нет облегченных спектаклей «на выезд». Все мои директора всегда стонут: что вы делаете? Как мы будем это вывозить? Я их всегда утешаю: давайте поставим это здесь, а там будет видно. Так что нас вывезти сложно. Однако, с другой стороны. Приезжаешь в Екатеринбург (мы были там этой осенью), и к тебе кидаются зрители: слава Богу, что вы не антреприза! В Израиль приехали – то же самое. Зрители счастливы, что к ним приехал нормальный театр. Сейчас у нас запланированы гастроли в Америку. И наш менеджер выбрал два спектакля: «Марию Стюарт» и «Копенгаген». Мне кажется, что он рискует с нами. Но… посмотрим.

– Часто говорят о традициях БДТ, о том, что их надо сохранять или отменять…

– В БДТ у каждого актера хранится специальная обувь, в которой выходят на сцену. Никто никогда и подумать не может, чтобы выйти в обуви, в которой пришел с улицы. А тут приехал московский театр, академический притом. И актеры пошли на сцену в ботинках, в куртках, чуть ли не в шапках. Их останавливают: у нас так не принято! Они глядят обалдело: какая разница? Или, скажем, в последней сцене у актрисы рвется рукав на платье. Занавес закрывается, зрители ничего не заметили. Но впереди поклоны. И в кулисе уже стоит костюмер с иголкой. И пока актриса проходит от одной кулисы до другой перед выходом на поклоны – все зашито. Это традиции БДТ. И мне не хочется их менять.

– БДТ входит в число театров, получивших президентский грант. Стало ли легче работать?

– Это грант только на зарплату. И это очень ценно. Артисты стали получать суммы, которых хватает на жизнь. А что касается денег на новые постановки, то это по-прежнему головная боль. Но что тут жаловаться! Как известно, денег всегда и всем не хватает. Каждый доволен тем, как он работает, и не доволен тем, как это оплачивается!