Вопросы без ответов

Парадокс заключается в том, что автор документального фильма старается не обнаруживать свое присутствие даже в тех случаях, когда происходящее без него необъяснимо.

К примеру, конкурсный фильм «25 сентября» Аскольда Курова начинается с того, что некий юноша стучится в какую-то квартиру. Его впускает женщина, и через несколько минут выясняется, что он – ее брат, воспитывавшийся в детдоме после того, как отец убил мать. Затем парень отправляется к отцу, который живет неподалеку, и заводит разговор с ним. С виду все это происходит без режиссерского участия, но, если чуть вдуматься, понятно, что съемки не могли быть проведены без предварительной договоренности режиссера с героем и, весьма вероятно, с его сестрой, но следы авторского участия заметены – все представлено так, как будто героя сопровождала невидимая камера слежения. Иными словами, перед нами игровой фильм с реальными героями, по обычаю выдаваемый за неигровой.

Возникает естественный вопрос: а почему бы автору не сделать себя видимым и не показать все так, как было самом деле – как он познакомился с героем, как уговорил его съездить к сестре и отцу и как те встретили брата и сына с сопровождающим его режиссером. Получился бы адекватный фильм, не вызывающий недоуменных вопросов. Но традиция требует от документалиста маскировки – и выходит несуразица.

Сходный вопрос хочется задать режиссеру фильма «Зимовка» Ольге Стефановой, которая набралась духа поехать на полярную станцию, где в полном безбабье живет десяток мужиков, и снять о них картину, но не отважилась сделать себя действующим лицом. Вместо этого сделав вид, что в присутствии женщины мужчины ведут себя так же, как в ее отсутствие.

Речь, конечно, не идет о том, чтобы автор всегда обозначал свое присутствие в фиксируемой им реальности. При съемках натуры, не реагирующей на то, что ее снимают, это может быть лишено смысла. Но скрываться за кадром в тех случаях, когда автор является возмущающим или провоцирующим фактором, представляется некорректным.

Другой вопрос связан с тем, что возможности документалиста по добыванию информации гораздо более ограничены, чем возможности создателя игрового фильма, который сам создает необходимую ему информацию. Особенно это касается неигровых фильмов, в которых проводится нечто вроде расследования. Как, например, в дебютной работе вгиковки Александры Лихачевой, названной по имени центральной фигуры (слово «героиня» здесь не подходит): «Катя Креналинова». Нам показывают приятной наружности девушку со странноватой улыбкой, а затем демонстрируют запись ее реального разговора со следователем, выясняющим обстоятельства, при которых она подожгла квартиру своей матери и погубила трех человек. Девушка довольно весело рассказывает, как все произошло, а в заключение сообщает, что сделала бы то же самое еще раз, потому что на свете много людей, которым «не следует жить». На память, естественно, приходит «Преступление и наказание», но писатель волен придумывать мотивы Раскольникова и объяснять, как он дошел до убийства старухи-процентщицы, а режиссер-документалист имеет только то, что мы видим: скупые слова преступницы и ее поведение на допросе (а также в инсценированном эпизоде, в котором режиссер привозит ее на место преступления, чтобы дать ей покрасоваться перед камерой). Обстоятельства, при которых было совершено преступление, ясны, отсутствие малейшего раскаяния в содеянном очевидно, однако зритель, как и режиссер бессильны ответить на сакраментальный вопрос, который задают на педсоветах провинившимся детям: «Как же ты дошел до жизни такой?!»

Еще одна криминальная история рассказана в фильме Светланы Стасенко по сценарию Игоря Хрекина «На мне крови нет». Это довольно известное дело лейтенанта Сергея Аракчеева, обвиненного в убийстве трех жителей Чечни, дважды оправданного судом присяжных, но приговоренного военным трибуналом к 15 годам заключения. Аракчеев своей вины не признает, на наших глазах выдерживает проверку на детекторе лжи, авторы цитируют свидетелей обвинения, утверждающих, что на них давили, и тем самым настаивают на необходимости пересмотра дела. Однако сколько-нибудь внятной картины происшедшего (на месте преступления, в ходе следствия и судебных процессов), которая могла бы позволить зрителям сформировать собственное к нему отношение, в фильме нет. Понятно, что съемочная группа – не следовательская бригада, но думается, что от создателей фильма мы вправе ждать не только эмоций, но также внятного и взвешенного рассказа.