Posted 4 июля 2012,, 20:00
Published 4 июля 2012,, 20:00
Modified 8 марта, 05:28
Updated 8 марта, 05:28
Принцесса на крови
Стоит сразу отметить: выставка заслуживает лучшего пространства и презентации. Тот зал, который Исторический использует для временных экспозиций (на самой верхотуре, куда редко забирается досужий зритель), комкает всю затею: портреты висят чуть ли не в три ряда, документы и медали разложены, как на блошином рынке, между стеллажами с трудом протискиваешься, для чтения этикеток стоит заранее запастись лупой и фонариком. Проект, который мог бы стать блокбастером, превращается в скороговорку, в какой-то необязательный выхлоп на фоне еще более необязательной постоянной экспозиции. И это при том, что сегодня история, если она желает быть живой и актуальной, должна жить именно такими выставками.
Поворот темы и сюжеты, выбранные для юбилейной даты, заслуживают всяческих похвал. К тому же выставка подоспела к Году Германии в России. Кураторы музея решили показать самый драматичный период жизни Екатерины II, ее 18 лет «взросления» – от приезда в незнакомую страну до вступления на престол в сентябре 1762 года. От резвого тинейджера 15 лет, черноокой немки Софии Фредерики Августы Ангальт-Цербстской до матушки-государыни.
К слову сказать, есть все предпосылки считать, что эпитет «матушка» Екатерина II получила не без собственного участия. В ее «Записках» есть довольно характерный пассаж о душевных метаниях насчет супруга Петра III: когда она поняла, что переворота не избежать, то, по собственному признанию, готова была спасти Петра Федоровича, разделив с ним корону. Но потом якобы рассудила, что этот неуравновешенный и непредсказуемый тип способен погубить и ее, и родных. Поэтому «ради детей» (!) Екатерина Алексеевна решила взять власть в свои руки. Насчет того, как эта власть была взята, выставка особенно не распространяется – за мужеубийство отвечает только один (самый хитовый) экспонат: записка Петра III, уже находящегося под стражей, в которой он нижайше просит супругу отпустить его в «чужие края и положить пропитание». Рядом находится екатерининский черновик тех самых «Записок», где она умело обосновывает захват трона, очерняя всех, кто стоял на пути.
Вообще по части пиара и самопиара этой императрице не было равных. Она стремительно менялась как внутренне (снискав славу «просвещенной» монархини, переписывавшейся с Дидро), так и внешне. За последнее отвечают четыре разновременных портрета, развешанных по разным концам зала, – первый представляет 13-летнюю принцессу в исполнении придворной немецкой художницы, второй (с оригинала Гроота) – в бытность в свите Елизаветы (черноволосая скромница), затем – гранд-дама двора с напудренными волосами (портрет Ротари) 1780-х, времени интриг и заговоров, наконец, в полном коронационном блеске в шелках и со снисходительно-мягким взором.
Как и полагается в галантный век, вполне серьезные документы и царские регалии здесь мешаются с многочисленным скарбом из шкатулок, цепочек, подсвечников, тканей, и прочих аксессуаров, не слишком внятно воссоздающих императорский быт. Плюс к тому портреты придворных, соратников, любовников, подруг. В экспозиции можно слегка уловить хронологическую систему, если двигаться налево от входа против часовой стрелки. Но это, однако, не избавляет от главного недостатка – устроители выставки никак не могут отвлечься от мифов и образов, накрученных за период счастливого правления Екатерины Великой. На принцессу Ангальт-Цербстскую постоянно отбрасывает лучи своего величия российская императрица. Эти лучи затмили и ее немецкое происхождение (вот еще один сюжет, созвучный только что открывшейся в соседнем здании выставке «Русские и немцы. 1000 лет истории»), и русские реалии ее «дотроновой» жизни. Если бы проект дотянуть, с ним с гордостью можно бы ехать в Саксонию (вот ваша принцесса – и наше музейное богатство). А так получилась чисто домашняя радость монархиста.