«Рано чувства в нем остыли»

Начало спектакля – многообещающее. Во время увертюры Татьяна возникает около громадного окна – смотрит сквозь стекло то ли в прошлое, то ли в будущее и удаляется вглубь кулис. Этакий намек на психологизм, тем более сам режиссер говорил накануне премьеры, что спектакль должен быть «психологически убедительным», а всем персонажам надлежит быть «живыми людьми». Но не заладилось. Чувства (если они и были) «потонули» в многозначности и многозначительности…

Меняющийся по ходу действия задник сцены – плывущие в прозрачной синеве облака; великолепная полная луна и россыпь сияющих звезд; сход льда на Неве и силуэт Петропавловской крепости за окнами (сценография Александра Орлова) – впечатляет, как и крепенькие розовощекие яблочки, щедро заполнившие сцену в I акте, и черно-золотое убранство бальной залы в петербургском доме… Более того, все эти декорации словно бы предсказывают развязку, «посылают намеки», создают атмосферу то благостности, то томления, то грядущего краха. То есть являются «субстанцией» не бесчувственной, а глубоко чувствующей. Чего совершенно нельзя сказать о персонажах спектакля, напоминающих, за редчайшим исключением, плоские фигурки, крепящиеся на фланелеграфе.

Музыка Чайковского сама по себе перенасыщена эмоциями и страстями, тем удивительнее, когда сталкиваешься со старательным пропеванием нот и отсутствием мало-мальской актерской игры. Вместе с тем Ольга (Юлия Маточкина) и Ленский (Илья Селиванов) выглядели не героями любовной истории, а неопытными школярами. В Ольге нет ни грамма легкости и беззаботности. Исполняя программную арию «Я не способна к грусти томной», певица вдруг вспоминает о необходимости движения, кокетства, игры, но не извлекает их изнутри, а идет по пути неуклюжего изображения. Ленский – капризный, истеричный мальчик, совсем не влюбленный и совсем не поэт.

Немногим лучше дела обстоят и с Татьяной. У Гелены Гаскаровой очень красивого тембра голос, но в хрустальных глубинах не расслышать ничего, кроме собственно «хрусталя». В то же время сопрано Гаскаровой отлично «ложится» на партитуру Чайковского, что вкупе со счастливыми внешними данными и редкими проблесками эмоционального переживания позволяет надеяться, что в перспективе певица способна вырасти в незаурядную Татьяну. Онегин Андрея Бондаренко поет прекрасно, но убедителен, увы, не вполне. Его полнозвучный баритон богат красками, но однообразен интонационно.

Зато самый настоящий спектакль в спектакле создает талантливейший Дмитрий Колеушко в небольшой партии француза Трике. Колеушко не просто отлично поет, но сливается со своим героем, выдавая образ выпуклый и яркий. Тема же любви в концентрированном виде звучит в арии Гремина. Сочный бас Аскара Абдразакова не просто воспроизводит слова и ноты, он поет о подлинном чувстве, осознания которого так не хватает главным героям новой сценической версии.