Posted 2 июля 2012,, 20:00

Published 2 июля 2012,, 20:00

Modified 8 марта, 05:30

Updated 8 марта, 05:30

Проклятые вопросы

Проклятые вопросы

2 июля 2012, 20:00
Герой Венички Ерофеева ломал голову, почему его собратья по разуму и стройке то все вместе пили вермут, а то также синхронно переходили на «Свежесть». В театре наблюдается нечто похожее: то, как сговорившись, режиссеры ставят Чехова и ничего кроме Чехова. А то вдруг обращаются к Островскому... Самым главным автором сез

Герои Достоевского мучаются легионом проблем, где политика, религия, этика сплетаются воедино в «ткацком станке жизни». И идеи переустройства социума оказываются неразрывными с «последними вопросами» человеческого бытия. Полифония тем и взглядов позволяет каждому его постановщику выбирать свою делянку. У глупых режиссеров герои Достоевского загадочным образом глупеют просто на глазах. У малодушных превращаются в истериков, у демагогов оказываются болтунами... Постановки Достоевского, как лакмусовая бумажка, рассказывают о времени и о ставящем куда больше, чем об авторе. Недаром за весь долгий XX век и за все 12 лет века нынешнего удачные постановки можно пересчитать по пальцам.

Скажем, Льва Эренбурга, выбравшего для постановки в МХТ «Преступление и наказание», больше всего заинтересовала физиология. Бывший врач, Эренбург щедро наделил персонажей романа целым букетом хвороб, так и ждешь, что вот-вот примчится «скорая» и госпитализирует всех. Герои мхатовского спектакля то и дело падают в обморок, причем мужчины не отстают от дам. Скажем, стоит ехидному Порфирию Петровичу увидеть кровь – сразу обмякает, а у Раскольникова то и дело носом идет кровь. Вот и поговори следователю с подозреваемым!

Болезни разнообразны. Убогая Лизавета оказывается чуть ли не нимфоманкой, радостно удовлетворяющей желания бедного клиента-солдата... Катерина Ивановна от тяжкой жизни превратилась в шизофреничку-кликушу. А больше всего страждет Раскольников. Не только с кровяными сосудами носа плохо. Все в разладе. Похоже, старуху-процентщицу с сестрой он убивает просто вследствие нервного тика (никаких других объяснений в спектакле сыскать не удается, все выброшено за ненадобностью). А идет каяться, поскольку геморрой замучил (не сидится страдальцу на одном месте, не лежится).

Эренбург давно настаивает, что человека определяет его физиология. Но если в случае с героями Горького этот «лом» как-то работал, то Достоевский оказался ему не по силам...

Если Эренбурга заинтересовала физиология по преимуществу, то Юрию Любимову были интересны по преимуществу мысли. Он дал своим «Бесам» подзаголовок «концертное исполнение романа». Поставил на сцене рояль, раздал актерам листы с текстом, который и зачитывался в зал. Идеи Достоевского в постановке Вахтанговского театра свободно плавают в безвоздушном пространстве, полностью оторванные от персонажей и любой конкретики. И буквально каждый может подобрать себе какую-нибудь мысль по вкусу.

Режиссер-дебютант Александр Доронин назвал спектакль по «Бесам» в РАМТе «Шатов. Кириллов. Петр», сведя всю проблематику романа к иллюстрации одной-единственной проблемы – «человек, съеденный идеей». Идея превращает Шатова в изгоя и маргинала. Руководимый идеей революционного переустройства мира, становится убийцей Эртель. Желая освободить мир от страха смерти и заявить своеволие, убивает себя Кириллов. А Петр Верховенский идет по трупам к власти. Полуторачасовая постановка на маленькой сцене РАМТа очень напоминает неглупое добросовестное и скучноватое школьное сочинение, которое во многом (особенно в актерских интонациях) опирается на грандиозную постановку «Бесов» в МДТ.

Огромный девятичасовой спектакль – одно из наиболее объемных произведений русской сцены по Достоевскому. Лев Додин постарался воссоздать на сцене описанный Достоевским провинциальный город и дать актерам возможность «прожить» идеи героев «Бесов». В девятичасовой постановке свободно скомпонованы мотивы камерных тет-а-тетов и многолюдных сборищ, домашних посиделок и конспиративных встреч, сталкиваются заклятые друзья-враги в исступленном споре и мирных домашних хлопотах.

Многофигурная постановка потрясала бесстрашием почти хирургического анализа человеческой природы. Каждый персонаж был резко придвинут к зрителю, «опрозрачнен». Невозможные события из жизни уездного города проживались актерами с той мерой живой правды, что, по выражению одного из рецензентов, «не выдерживало сердце». В головокружительном пространстве многофигурного спектакля возникал именно космос Достоевского, где все сцеплены и все откликаются друг другу. И потому каждое слово может откликнуться долгим кровавым эхом.

Льву Додину был интересен прежде всего мир философских идей романа, в «Идиоте» Эймунтаса Някрошюса возникал мир душевных переживаний героев. Спектакль «Meno Fortas» рассказывал о людях с содранной кожей, которые ощущают каждую шероховатость, каждую зазубрину, каждую яму-ловушку этой жизни и взрываются любовью, отчаянием, болью. Все проживается ими до конца, до донышка: вера в русский свет, жалость, которая «пуще любви», страсть и ревность. Рано или поздно эта сумасшедшая бескомпромиссная интенсивность каждого мгновения приведет к катастрофе. Но по-другому они не могут... Только в юности можно жить на таком пределе чувств, можно так не понимать компромиссов, можно так отдавать и отдаваться.

...«Бесы» Льва Додина были итожащим спектаклем великой театральной эпохи. «Идиот» Някрошюса открыл Достоевского нового времени. Рискну предположить, что «полоса Достоевского» только начинается. И впереди нас ждет еще много опытов, ошибок, провалов и взлетов, идиотов, бесов, игроков – задумчивых русских мальчиков, готовых перечертить заново карту звездного неба.

"