Posted 1 июня 2006,, 20:00

Published 1 июня 2006,, 20:00

Modified 8 марта, 09:06

Updated 8 марта, 09:06

Художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин

Художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин

1 июня 2006, 20:00
Малый театр живет несколько в стороне от других московских сцен. Играет классику, оберегает традиции, избегает скандалов. Но в свой 250-летний юбилей один из самых крупных драматических коллективов страны впервые оказался втянутым в неприятную историю, вокруг которой в скором времени начнется судебное разбирательство.

– Юрий Мефодьевич, последняя новость, пришедшая из Малого театра, связана с гастролями в Ростове. Расскажите, пожалуйста, что же там произошло.

– Это очень неприятная история. Мы государственный театр, государство дает нам дотацию, и мы стараемся отдавать ее зрителю: у нас цены на билеты ниже, чем где бы то ни было. А когда мы едем на гастроли, то в определенных регионах часто делаем скидку на билеты. В Ростове-на-Дону на пресс-конференции, открывавшей наши гастроли, я сказал: «Хотя Ростов – большой город, стоимость билетов будет такая же, как в Москве. Мы ничего не повышаем, мы не антрепризный театр». И каково же было мое изумление, когда я случайно в день отлета – а я был там всего три дня – узнал, что билеты продаются в полтора раза дороже! Оказалось, что замдиректора местного драматического театра имени Горького (Геннадий Полуян. – «НИ») взял наши билеты по определенной цене, положил их в сейф и стал продавать свои билеты. Закрутилось дело, вмешалась прокуратура, потому что этот человек отказывался отдавать нашему продюсеру часть денег за билеты. По-моему, он заплатил только 30% положенной суммы. Теперь дело передано в определенные органы. Нам очень неприятно, что Малый театр в год своего 250-летия и гастролей, посвященных этой дате, в качестве свидетеля будет фигурировать в этом деле.

– А сам театр не понес материального ущерба?

– Нет, материально мы никак не пострадали. Пострадал этот продюсер, к сожалению. Мы в прошлом году с ним работали на гастролях в Сибири, Челябинске, Перми, Нижнем Новгороде. И он произвел на нас хорошее впечатление. Тихий, спокойный, не нервный. Он теряет деньги. А вот я видел его буквально позавчера, спросил: «Ну что?» А он: «Да все нормально!» Не бегает, не кричит, не бьет себя кулаком в грудь, не обвиняет никого, хотя сумма приличная.

– Исходя из этого инцидента вы делаете для себя какие-то выводы? Как в дальнейшем планируете избегать подобных ситуаций?

– Вы знаете, мы привыкли работать на старых экономических условиях. Подписывая какую-то бумагу или получая сдачу, я никогда не проверяю. Меня учили доверять людям. К сожалению, теперь нужно будет проверять. Это хороший урок. Я пятьдесят лет в театре, и такого никогда еще не случалось.

– Как получилось, что в смутные 90-е годы, когда многие театры на гастролях сталкивались с мошенниками, Малый театр не попадал в такие истории, а сейчас, в относительно спокойное время, оказался втянут в аферу?

– Мы всегда ездили на гастроли, каждый год. И обычно взаимоотношения с организаторами складывались дружеские. Нам и в голову не приходило, что такую большую организацию, государственную структуру, один из самых крупных драматических коллективов могут обмануть! Оказывается, это возможно.

– После Ростова Малый отправился на гастроли в Краснодар. Как они прошли, без эксцессов?

– Да, в Краснодаре все было совсем по-другому. Хотя после Ростова мы были насторожены, но в Краснодаре встретили других людей, другое отношение, сложились другие впечатления. Я уехал, отыграв свои спектакли, но гастроли еще продолжались. Вот мне позвонили недавно, сказали, что на спектакле был губернатор. Играли тот же репертуар, что в Ростове, – чеховскую «Чайку», три пьесы Островского: «Волки и овцы», «На всякого мудреца довольно простоты» и «Правда – хорошо, а счастье – лучше». И «Тайны мадридского двора».

– Летом еще будут гастроли?

– Нет, после Краснодара мы никуда больше не поедем. У нас две недели до отпуска, мы готовимся к юбилейным торжествам.

– Если можно, пару слов о праздновании юбилея.

– Юбилейные дни начнутся 30 августа в Петербурге и затем переедут в Москву: в начале сентября будет юбилейное представление, потом международный симпозиум по жизни национальных театров в мире. Мне кажется, именно сегодня нужно говорить о сохранении традиций, потому что на традиции идет наступление. Массированное наступление. «Это не надо, это национальное!» И возникает вопрос: вы же были на форуме СТД (Союза театральных деятелей. – «НИ»), так что же теперь рассуждаете, нужны театры или нет? Да у кого вообще поворачивается язык говорить об этом?! Театр – это рупор нашей жизни, театр – это сохранение национальной культуры. Мы стали говорить на другом языке. И язык идет не на пользу нашему государству. Я уже лет пятнадцать говорю о том, что экономику можно создать, только если человек образован, если он здоров и культурен. Культура не в смысле одежды или интеллигентности, а в смысле даже родного языка. Слава богу, услышали нас: образование и медицину включили в список привилегированных сфер. Ну, естественно, пока о культуре забыли, и мы опять оказались нигде. Но я абсолютно уверен, что это ошибка и она будет исправлена.

– Что вас больше всего возмущает в грядущей театральной реформе?

– Меня возмущает то, что с профессионалами не советуются. Какой-то человек, который занимает какую-то должность, который не очень хорошо работает, потому что ему все время об этом говорят: у тебя здесь ошибка и здесь, так вот, он все время говорит: «Да пошли вы! Я доделаю то, что считаю нужным». А профессионалы говорят: «Да нам не надо этого! Родненький, ты же этого не понимаешь!» А он пытается доказать, что понимает. Но доказывать он будет на человеческих судьбах. И не на одном-двух десятках, их может быть два-три миллиона. Дело не в том, будет ли театр или нет. Театр будет, он выживет! Но каким путем и сколько мы потеряем людей на выживании? Ради чего? Одного-двух человек, которые хотят что-то доказать?.. Вот я сейчас говорю, но мне кажется, кроме врагов, я ничего не наживаю, а у меня они, враги, и так есть. (Смеется.) Вот говорят: он в Малом театре, а Большой и Малый могут не беспокоиться…

– Да, некоторые считают, что вам не о чем волноваться. У вас привилегированное положение: финансирования вас не лишат, форму существования выбирать не надо…

Фото: ИТАР-ТАСС. АЛЕКСАНДР КУРОВ

– Но! Зная басни Крылова и то, как в жизни все происходит, нельзя говорить: у меня все нормально, а там пусть будет все, что угодно. Через некоторое время с тобой произойдет то же самое! И логика подсказывает: не может быть так, что одних уничтожают, а другая половина смотрит и молчит. Да это не в характере русском вообще! Если мы как-то живем – тьфу-тьфу-тьфу! – нормально, то провинциальные театры тянут лямку очень тяжелую. И почему бы не вызвать одного губернатора, другого, сказать: «В чем дело? Вам деньги отпускаются на это? Будьте любезны!» Ведь легче всего зажать деньги у образования, медицины и культуры. Все дело в том, что ни один чиновник высокого ранга не наказан за то, что он должен был сделать, и не сделал.

– Сейчас установилась тенденция: театры стремятся эпатировать, поразить публику. Вы принципиально не пользуетесь такими методами?

– Это не тенденция! Это заработок! Давайте называть все своими именами. Неталантливый человек сразу разденет актера, актрису. Для чего? Чтобы заработать. И берет именно Чехова, Гоголя, Островского, Шекспира, Мольера. Вроде там раздевай как хочешь и ты не ответишь за это. Но мы-то воспитанные, у нас есть гордость национальная! Я задаю вопрос: а почему он это делает? Ведь интереснее разгадать автора, нежели сесть на него верхом и, поплевывая ему в затылок, делать с ним все, что хочешь. На каком основании? Это та же экология! Почему надо реки вспять поворачивать? Почему сейчас вопрос встал о сохранении животных? Почему же мы не говорим об экологии в культуре? Театр – это воспитательный момент для поколения. Ну, как можно ставить пьесу, чтобы там ругались матом? На телевидении хоть пикалку вставляют, а здесь что же? Это разве творчество, искусство?

– А что вы предлагаете делать с такими спектаклями?

– Снимать.

– Кто же это будет делать? Государство?

– Поскольку теперь нет цензуры, везде нужен контроль. На рынке нужно проверять, сколько гадости в мясе, а как же! Иначе ведь травят людей этими продуктами. А почему вы думаете, что только продуктами можно травить людей? И искусством можно травить.

– Отвлечемся от грустной темы. Малый в числе шести театров получил грант на три года. На что он будет расходоваться?

– Грант дан только на поддержание зарплаты. Наконец-то мы смогли дать возможность людям чуть-чуть успокоиться. Тем, кто пашет в театре, играет много и качественно, мы попытались сделать нормальный прожиточный минимум, чтобы они могли хотя бы эти три года спокойно поработать. Но в гранте есть условия: если ты работаешь в театре, ты его получаешь. Если в это время занимаешься побочной работой, снимаешься в кино, с тебя снимается часть суммы. Теперь уже многие могут подумать, стоит ли тратить нервы, чтобы уезжать на съемку, выгодно ли это, или лучше получать чуть поменьше – грант полностью, но без нервотрепки. А что мне не очень нравится, – то, что грант снимается, когда ты болен. Артисты часто больные приезжают играть, они не могут жить без сцены, не могут не играть. Такая профессия. А снимать часть зарплаты в тот момент, когда ты болен, мне кажется, несправедливо.

– Мы все время говорим о делах театра. А что происходит в творчестве у вас лично? Какие роли хотите сыграть? Что планируете?

– Я мечтаю о хорошей роли. Но у меня есть закон, я сам его выработал: играю одну роль в два-три сезона. Поскольку я в театре начальник, то не имею права грести под себя. Сейчас у меня в репертуаре две роли. С половиной. А новую… Может, в следующем сезоне разрешу себе взять.

– Почему две с половиной?

– Половинка роли – это в водевиле «Таинственный ящик». С музыкой, танцами, с живым оркестром, с чудесными декорациями. Там речь идет об артисте-неудачнике и о театре. Я очень хотел сыграть эту роль и даже сыграл два раза, но случилось так, что немного надо подождать, не могу сейчас ее играть. А целые роли – это Фамусов и Тригорин. Но уже чувствую, что вырос из Тригорина. Да мы все уже из него выросли, но говорим друг другу: «Ты еще ничего!» и играем. (Смеется.) Ну, посмотрим, как дальше. Ведь каждая роль требует определенного возраста. Вот «Горе от ума» можно играть, пока тебя ноги носят, там моя роль без возраста.

– Как вы отважились пригласить Женовача? Не боялись, что он не разделит вашего бережного отношения к классике?

– Женовач из числа режиссеров, бережно относящихся к классике. Скорее, это его надо спросить, как он рискнул пойти в Малый театр, и его здесь не съели? А за что его есть? Он работает правильно, работает по школе, с уважением относится к автору. Поэтому все три спектакля, которые он сделал у нас в театре, они признаны. Теперь говорят: «Если б не Женовач, наверное, Малый театр не выжил бы». Но еще неизвестно, что было бы с Женовачом, если бы он не поставил эти три работы. Поэтому я бы посоветовал критикам не натравливать нас друг на друга. Слава богу, Сергей умный человек. Сейчас ему трудно, потому что он со своим курсом организовал новый театр. Это очень тяжелый кусок жизни, он даже похудел. Мы понимаем и не дергаем его сейчас. Хотя работа в Малом ему предложена.

– В юбилейный год не планируете удивить своего зрителя, поставив что-то неожиданное для Малого? Какую-нибудь современную пьесу?

– А вы можете предложить что-нибудь? Все об этом говорят, но никто ничего предложить не может.

– То есть проблема с репертуаром?

– Нет. Проблемы с репертуаром нет, потому что сейчас все ставят классику: и левые, и правые, и центристы. Только одни ее извращают, а других обвиняют в традиционности и в музейности. Но музеи – Эрмитаж, Третьяковка, Пушкинский – не так уж плохо иметь в каждом государстве. Но давайте будем их ломать, вынесем все, что там стоит, и повесим другое! Но зачем это делать? Островский был гений, талантливый, непростой человек, который создал русский национальный театр. Кто еще написал столько удивительных, замечательных пьес? Ведь он создал около пятидесяти названий, которые идут по сегодняшний день. И пока нет другого такого драматурга.

"