Posted 1 апреля 2012,, 20:00
Published 1 апреля 2012,, 20:00
Modified 8 марта, 05:50
Updated 8 марта, 05:50
Масло масляное
У наследия Константина Коровина парадоксальная судьба: он всегда оставался «живописцем для своих», для ценителей и эстетов. В отличие от его друга, Левитана, он не удостаивался репродукций в учебниках «Родной речи» и по нему не писали сочинений о любви к русской природе. Здесь сказывалось не только эмигрантство, но и всеми подчеркиваемое «западничество». За ним закрепилось звание русского импрессиониста, художника формы, а не содержания. Эдакого певца холста и масла, для которого поэзия красок важнее прозы жизни.
Видимо, по той же причине (плюс, конечно, и его плодовитость) Коровина довольно много в наших провинциальных собраниях: им прослаивали классику (передвижников и Айвазовского, то есть XIX век) и современность (советских соцреалистов, многих из которых он лично обучал). Получалось, что он отвечал сразу за весь модернизм начала ХХ века. При желании помимо всевозможных западных течений (само собой, импрессионизм, да еще и барбизонцы, Ван Гог, символизм, Уистлер и тому подобное), у Коровина можно увидеть и зачатки «Бубнового валета» с его любовью к натюрмортам, и абстракцию, и даже послевоенный «суровый стиль» (особенно в полотнах с видами Севера). Что и говорить: на Коровина просто молятся владельцы антикварных лавок и аукционов – он представляет беспроигрышный ходовой товар.
Понятно, что перед создателями огромной ретроспективы немедленно встает вопрос: что делать с этим разноликим художником? Куда уложить его бесчисленные вариации одного мотива (дама с гитарой, натюрморты с розами)? Как соединить работы на заказ (для оперы Мамонтова) и пение для себя (пейзажи Охотина, Гурзуфа), монументальность (панно для Всероссийской и Всемирной выставок) и интимную лирику? Здесь привычной хронологией не отделаешься. Нужно принимать ответственные решения.
У Третьяковкой галереи уже был недавний опыт работы с близким материалом – экспозиция, посвященная Исааку Левитану вышла логически стройной, ясной по мысли и ее выражению. Там было некое ядро, безусловные шедевры, вокруг которых разворачивалась остальная сценография.
Само собой с Коровиным такой прием не сработал бы – он не писал одну картину десятилетиями. Но найти какие-то актуальные стороны его искусства для сегодняшнего дня очень стоило бы. Между тем все свелось к принципу, который директор Третьяковки Ирина Лебедева озвучила на вернисаже: «Для такого красивого художника как Коровин мы хотели сделать красивую экспозицию». Вот так, в стиле гоголевских дам, «прекрасных во всех отношениях», руководство музея видит свою задачу по продвижению коровинского искусства в массы.
Отсюда и странное ощущение, возникающее в экспозиции: будто попал на цветочный базар – обилие букетов, собранных флористами, с одной стороны, а с другой – бесконечные ряды роз и полевых лютиков, от которых рябит в глазах. Уже в первом «коридоре» из картин, встречающих посетителя зала № 60, совершенно непонятно, как двигаться и что делать: то ли осматривать левую сторону, где собраны ранние пейзажные мотивы, то ли идти по правой, где наподобие иконостаса выставлены портреты. Дальше следуют отсеки с картинами для Нижегородской художественно-промышленной выставки (1896), пейзажи Охотина, «ноктюрны», отдельной стеной – натюрморты, и на выгородках по центру – знаменитые виды парижских бульваров. Отдельным мощным аккордом поданы декорации и костюмы к одной из последних постановок в театре – «Золотому петушку» в опере французского города Виши. Эти многометровые задники оказались в Бахрушинском музее. Теперь их вывесили так, что зритель ощущает себя балериной, вынужденной буквально утыкаться в намазанные на ткани заборы и камни – никакой тебе волшебной дистанции.
В итоге Коровин на выставке спорит и соревнуется сам с собой, сам себя дискредитирует: когда перед вами раскладывают в одном ряду десяток розовых букетов (или пейзажей, или мотивов в комнате с дамой), невольно начинаешь выбирать лучший. Сразу замечаешь – вот тут пожухлость, там вообще пустоцвет, а здесь – и халтура, использованная частным коллекционером для украшения гостиной. Всерьез начинаешь понимать тех художников, которые в критическом порыве уничтожают большую часть своих работ. Потомкам ведь не объяснишь, что мера и отбор – тоже часть искусства.