Михалковщина

Как и следовало ожидать, созванное Никитой Михалковым «объединительное» чрезвычайное собрание кинематографистов в Гостином закончилось небольшим погромом. Под вечер 31 марта направляемая президиумом толпа сперва решила снять с поста главного редактора газеты «СК Новости» Дмитрия Салынского и меня, а когда оказалось, что это не в ее власти, исключила кинообозревателя «НИ» из Союза кинематографистов.

Сигнал к травле инакомыслящих Никита Михалков подал еще в первый день, объявив, что издания, опубликовавшие критические публикации о его деятельности, были подкуплены. «Рыночная стоимость подобной войны может быть оценена в размере от 450 до 500 тысяч американских долларов», – заявил он. Эти и другие провокационные заявления инициатора собрания исподволь готовили финал гостинодворского шоу, хотя Михалков, возможно, и сам не очень представлял, во что все это выльется.

Первый день собрания многим показался триумфальным для Михалкова. Главные его противники, сославшись на незаконность «чрезвычайного съезда», отказались в нем участвовать, и в зале собрались почти исключительно сторонники. После того как их лидер вышеописанным образом ответил на критику и заклеймил продажных журналистов, в его адрес начались славословия и многочисленные просьбы поцарствовать еще. Как заметил в своем выступлении классик отечественной анимации Андрей Хржановский, «никакой проктолог не справится с таким уровнем зализывания». Мое предложение признать председателем СК избранного на VII съезде кинематографистов Марлена Хуциева было отвергнуто подавляющим большинством голосов. Когда перешли к выборам председателя, выдвинутые кандидаты на пост председателя, за исключением Михалкова, взяли самоотвод, а Н.С., который до этого не уставал повторять, что намерен «уйти», для виду поломавшись, согласился нести «тяжкий крест». Результаты голосования за его кандидатуру легко было предвидеть: «за» – 1932, «против» – 171, воздержалось – 88. Итого был подан 2191 голос, из которых несколько сот – по доверенностям, законность которых сомнительна. Между тем, даже если считать само гостинодворское собрание легитимным, для законности принятых решений нужно, чтобы в голосовании участвовало более половины членов СК, то есть около 2500 человек. Иначе получается бред – если в начале собрания зарегистрирован кворум, а к началу голосования в зале остается, допустим, 10 человек, то неужели их решения могут стать законом для остальных? Иными словами, триумф оказался поражением.

На второй день организаторы собрания обнаружили, что количество зарегистрировавшихся членов СК вместе с доверенностями недотягивает до кворума, и спешно подготовленный для единодушного одобрения ужесточенный устав СК нельзя выносить на голосование. Собрание было фактически пущено на самотек и утонуло в славословиях Михалкову, требованиях ввести нравственную цензуру, избавить культуру от рынка в совсем уже бессмысленных выступлениях кинематографистов, чьи фамилии так безбожно перевирались на официальном сайте собрания, что опознать их по справочнику СК не было никакой возможности. Одним из немногих дельных было выступление Федора Бондарчука, которого, по слухам, Михалков решил срочно готовить в преемники. Бондарчук, не ссылаясь на первоисточник, фактически повторил идею ненавидимого Михалковым V cъезда кинематографистов 1986 года (принадлежавшую Элему Климову), что российский кинематограф должен стать общественно-государственным: государство выделяет деньги на кинопроизводство, а общественность в лице Союза кинематографистов определяет, какие именно проекты получают финансирование.

Атмосфера стала взвинчиваться после моего вполне миролюбивого выступления, в котором я сказал, что собрание должно поблагодарить оппозицию за то, что Никита Михалков подарил тысяче кинематографистов возможность приехать в Москву. И что оппозиция – результат нетерпимости Никиты Михалкова к инакомыслию и той мутной атмосфере, которая воцарилась в Союзе при его правлении. Будь председателем СК Карен Шахназаров, Евгений Герасимов или Владимир Хотиненко, никакой оппозиции бы не было, а были бы нормальные разногласия любителей семечек и любителей свиных хрящиков. Далее мне пришлось объяснить собранию, зачем нужны профессиональные гильдии, и каков механизм реализации идеи общественно-государственного кинематографа. Михалков, по-видимому, был обескуражен этой речью, потому что сказал что-то вроде: «Может ведь, если хочет…», но это не помешало его заместителю Геннадию Полоке предложить исключить меня из союза за антимихалковскую деятельность. Поскольку меня ранее исключали из пионеров за «единоличничество» и увольняли из школы за антисоветское влияние на учеников, я решил, что это неудачная шутка, но собрание, у которого окончательно сдали нервы, восприняло ее всерьез. В зажженный Полокой огонь подлил бензина сидевший в президиуме рядом с Михалковым Александр Михайлов, его поддержал Панкратов-Черный, формулировку для исключения вызвался придумать бывший главный цензор советского кино и редактор «Советского экрана» Даль Орлов, но не сумел связать нескольких слов (я хотел помочь старику, однако он гордо отказался), и произнес Николай Бурляев – «за раскольническую деятельность, направленную против Союза кинематографистов». Волокита с подсчетом голосов длилась с полчаса, потом объявили результат: за исключение – 805, против – 100, воздержался 41. Итого в голосовании приняло участие 946 человек, а если не считать доверенностей, то раза в два меньше. Подобного беспредела история СК еще не знала, но знает история КПСС, поскольку в 20-х годах подобным образом и с подобными формулировками исключали из партии троцкистов. Такова михалковская демократия, сиречь михалковщина, которая хуже тирании.

Автор – кинообозреватель «НИ», президент Гильдии киноведов и кинокритиков России