Posted 31 января 2016,, 21:00

Published 31 января 2016,, 21:00

Modified 8 марта, 03:15

Updated 8 марта, 03:15

Утопая в цветах

Утопая в цветах

31 января 2016, 21:00
Премьера оперы «Манон» прошла в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. Спектакль придумал режиссер из Риги Андрейс Жагарс. За пультом стоял дирижер Феликс Коробов. А партию де Грие спел приглашенный солист Липарит Аветисян.

О музыке Массне, с ее четко рассчитанным половодьем чувств (а красота на грани красотищи, но грань железно держится и не переступается) точно сказали его соотечественники. В буклете цитируется отзыв Дебюсси: «Любовь к музыке Массне – традиция, которую женщины будут передавать еще очень долго из поколения в поколение. Этого, право, достаточно для славы человека».

Пригласив режиссера Жагарса второй раз (первым был его «Тангейзер»), Музыкальный театр получил, если можно так выразиться, мастера по добротным спектаклям. Продукция Жагарса не будет суперпродвинутой, но нафталинной тоже не будет. Она не вызовет раздражения, но и зрительских потрясений (со знаком плюс), скорей всего, не случится. При этом довольны будут все – и публика, получившая представление о европейском оперном зрелище, и дирекция, у которой не заболит голова от плохой посещаемости.

Жагарс, похоже, вдохновлялся фильмом «Манон-70», где главную роль сыграла Катрин Денев. Действие оперы перенесено во Францию конца шестидесятых: в последнем акте есть намек на недавно прошедшие волнения 1968 года. Манон (Евгения Афанасьева) носит белокурую прическу под «Денев» и слегка копирует ее инфантильные манеры. Хотя массовые эпизоды с кокетливо приплясывающими девицами и коллективным распиванием вина вполне традиционны: практически все показанное (ну, или почти все) можно было делать в пиджаках или камзолах, в кринолинах или в мини-юбках. Разве что Манон в старину не могла увидеть себя на обложке глянцевого журнала. И откровенность любовных объятий на сцене, конечно, из нашего времени.

При всей простоте изложения «специальное послание» режиссера публике, честно говоря, прочесть нелегко. Что стоит за этим пересказом фабулы? Но помогут слова самого Жагарса: «В своих постановках я стараюсь добиться того, чтобы зрители эмоционально воспринимали сюжет, могли узнать в героях оперы себя или своих знакомых».

Все главное в картинке создано художником по костюмам Кристиной Пастернака. Одежды с узнаваемым кроем эпохи даже не так привязаны к конкретному времени, как к образу и мифу «прекрасной Франции», с его, мифа, тягой к сиюминутным радостям. В зале провинциального вокзала, где толпы бродят между стойкой с журналами и баром. В квартире де Грие с панорамным видом на Париж и Эйфелеву башню. На рынке в Кур-ла-Рен: гостям продают ювелирные украшения со столиков и цветы с грузовика, в кузове которого Манон споет гедонистическую арию. И в казино с круглыми столами, вечерними туалетами и цинично-добродушным картежником Леско (Антон Зараев). Везде царит настроение из песни Манон – «любить, утопая в цветах».

Но жизнерадостная «пьянящая волна» не мешает драме и трагедии развиваться, так сказать, параллельно. Или на фоне.

Ведь всеобщему «о-ля-ля» есть подсказки и в либретто, и в музыке. Даже в церкви, куда очень нарядные богомолки приходят послушать проповеди красивого священника де Грие, происходит то же самое. Только смущает досадная мелочь: если католический священник крестится, как ему и положено, слева направо, то прихожанки – кто во что горазд, некоторые и справа налево. Подобный конфуз, помнится, случился у другого постановщика, на спектакле «Царская невеста» в Большом театре. И вот опять.

Два фактора поднимают планку спектакля на высокий уровень. Во-первых, игра оркестра. Он у Коробова звучит конгениально музыке (в которой сделаны традиционные купюры), точно передавая оттенки весьма сладкой композиторской мелодрамы с гавотами и менуэтами. Звук был, каким надо – плотным, чувственным, эффектным, но без перебора. И захватило пение приглашенного солиста Липарита Аветисяна (де Грие). Подвижный, богатый тембрами тенор одинаково успешно (но, что важно, эмоционально по-разному) взлетал к небесам или падал в пропасть, выражая любовный экстаз и тьму отчаяния. Особенно в финале, когда Манон поет о раскаянии, тяжело опираясь на партнера, и умирает на руках де Грие в холодном пустом ангаре. Правда, у Жагарса не совсем ясно, отчего скончалась эта, вполне здоровая с виду, девица. От тюремных тягот? Не похоже. От душевного слома? Но это, увы, не поставлено. Вопрос «отчего умерла?» зрители не раз задавали в очереди за пальто в гардеробе. Что ж, эта загадка – повод прийти на спектакль еще раз.

"