Мужское, женское или общий род: будут ли в русском "режиссерки" и "авторки"

Ирина Зиганшина

Мне одинаково далеки и борцы за чистоту языка, и борцы за новые нормы. Например такие, как феминитивы. Спор о том, можно ли писать и говорить о женщинах «авторка» и «режиссерка» наряду с мужскими «автор» и «режиссер» идет уже несколько лет с переменным успехом, при этом никакой истины не рождая.

Я совершенно уверена, что язык сам установит себе норму, когда ему это станет нужно. Но большинство, к сожалению, услышав какое-то необычное слово, хватаются за голову, проклиная «новые нравы», а то и начинают жаловаться в какие-то инстанции, да хоть Мединскому, требуя остановить «беспредел».

Особенно в России теперь не жалуют американизмы, и это очень смешно! Такимлюдям хочется сказать: а что же вы сами не придумаете вот эти все «сайты», фейсбуки», «фьючерсы», и все многочисленные слова, которых не могло появиться в русском языке, поскольку не в России все это придумано?! Кишка тонка? Довольствуйтесь тогда своими валенками и матрешками (которых, кстати, изобрели в Японии)...

Если уж критиковать новые веяния в языке, то делать это нужно только с тем, чтобы лучшим образом вписать в родной язык новые реалии, о которых он до сих пор понятия не имел.

Про это хорошо сказал филолог Александр Пиперски:

«Людей, которые предлагают всякие репрессивные меры в отношении пользователей языка, всегда было в избытке. Но их запретительная деятельность ничего общего с критикой языка не имеет. Критика языка — это не тайный сговор с целью запретить какое-то высказывание или, напротив, навязать обществу другое. Критика языка — это перенастройка текущего способа общения людей — и между собой, и на международном уровне, — когда этот способ общения вступает в противоречие с новыми ценностями. Поэтому так или иначе участвуют в ней все: и профессионалы, и любители...»

Но с феминитивами все обстоит несколько иначе, тут в дело вступают не вкусы противников или сторонников «авторки», а сами законы языка. Вот что написал публицист Александр Хоц:

«Я не "за" и не "против" лингвистических новаций, - я лишь пытаюсь оценить перспективы этой лексики с точки зрения языкового большинства.

Ещё раз.. Язык уже отреагировал (в истории своего развития) на идеи гендерного равенства - широко используя практику "размытого гендера", - отменяя дискриминацию в своей области. "Автор", "доктор", "врач" - давно являются "общими" названиями, - поэтому феминитивы к словам "общего гендера" кажутся избыточным, экзотичным и неудачным новаторством.

- И самое главное. Феминитивы-неологизмы не дложны противоречить идеям гендерного равенства - ради которых и задумывались. "Авторка", "дирижёрка" и "композиторка" - неудачны не потому, что они феминитивы, - а потому, что (в логике языка) снижают изначальный образ автора, дирижёра и композитора. Это легко "услышать" и проверить, ставя слова в контекст. "Могучий, гениальный и народный композитор" и "могучая, гениальная, народная композиторка" - никакого равенства не демонстрируют. А подрывают его. Как и в словах: "докторка наук", "членка академии", "философка" или "заслуженная врачка"...»

А ведь действительно, в глобальном смысле «авторка» для гения звучит унизительно, независимо от пола...

Есть этому и чисто лингвистическое и вовсе не сексистское объяснение. Вот, что пишет культуролог Оксана Мороз:

«Конечно, бывают попытки лексических инноваций, которые нарушают существующие, пусть и не самые заметные, правила в языке, и тогда у них меньше шансов прижиться. В этом смысле ситуация с феминитивами очень показательна. Мы берем слово «студент» и образуем от него феминитив «студентка»; когда распространилось слово «магистрант», мы нормально отнеслись и к «магистрантке», однако слово «авторка» может нас возмутить. Почему «авторка» гораздо хуже, чем «магистрантка»? Дело в том, что суффикс «ка» легко присоединяется к основам, которые имеют ударение на последнем слоге, и гораздо хуже к основам с ударением не на последнем слоге — вот такая общеязыковая закономерность. То есть отчасти эта битва вокруг таких слов, как «авторка», связана с тем, что идея присоединять всюду суффикс «ка» противоречит тому, где он находился раньше: «студент» — «студентка», «большевик» — «большевичка» — везде ударение на последнем слоге. Поэтому «авторка» вызывает такое отторжение. И хотя, с одной стороны, это социальное заявление против сексизма, с другой — непривычное употребление суффикса некомфортно лингвистически. Поэтому возникают интересные коллизии, когда люди начинают оправдываться тем, что им не нравятся феминитивы в силу языкового чутья, а не сексизма...»

Хотя, конечно же, и сексизм тоже рулит. Язык, на котором мы говорим, одновременно и отражает социальные отношения, в которых мы живем, и постоянно воспроизводит эти отношения. А потому он совсем не нейтрален, как нам кажется, он очень часто маскирует многочисленные неравенства и, в том числе, гендерное. Особенно хорошо это видно на примере патриархальных обществ, к которым без сомнений можно отнести и современную Россию. Когда мы говорим на русском о каком-то виде занятости, используя существительное в мужском роде, мы ведь тем самым как бы подвергаем женщин изящной дискриминации, ведь сам наш язык считает творцом всего мужчину. Ведь женщинам у нас предъявляются совсем другие требования, нежели мужчинам, и получается, что женщины в русском языке — это как бы люди даже не второго, а третьего сорта.

Известный филолог и журналист Гасан Гусейнов считает, что важно дать возможность угнетенным группам высказываться на собственном языке и приводит один характерный пример языковой дискриминации - профессии «акушер» и «акушерка». Вне зависимости от пола конкретного специалиста «акушер» в российских роддомах — это врач-акушер-гинеколог, а «акушерка» — сотрудник сестринского звена и ассистент врача. То есть сами слова уже указывают на пересечение гендерного и профессионального неравенства: более престижные позиции воспринимаются как «мужские», а вспомогательные и менее статусные — как «женские».

Изобретение и внедрение феминитивов — это способ привести язык в соответствие с меняющимся обществом, где женщинам становятся все более доступны разные виды деятельности, а гендерное равенство осознается как ценность. Но поскольку этот процесс бросает вызов патриархальному обществу, то оно начинает ему сопротивляться, ссылаясь на некую «защиту» великого и могучего от сомнительных нововведений. Но тут и странность: защитникам режут слух «докторка» и «редакторка», зато «няня» и «уборщица» воспринимаются ими спокойно...

Ценности ценностями, но есть помимо них и еще кое-кто важное, даже очень важное. Это процесс развития языка. И тут у русского языка, как и у всей матушки-России позиции, увы, весьма слабые. Особенно по сравнению с другими европейскими языками.

Об этом убедительно написал философ Михаил Эпштейн:

«Конечно, увлекательно придумывать новые слова — иногендерные образования от существующих корней. Я сторонник решительного обновления языка и самых необузданных лингвофантазий. Но в том случае, если за новым словом стоит новый смысл, новое понятие. А если лексическое нововведение решает грамматическую задачу, в данном случае — обозначение лиц разного пола от одного корня, моя позиция скорее консервативная. Эту задачу более или менее успешно решает ГРАММАТИЧЕСКАЯ система русского языка путем расширения категории слов ОБЩЕГО РОДА. Русский язык и так избыточно синтетичен, т.е. передает грамматические значения морфологическим средствами, меняя форму слова (склонение, спряжение), тогда как основные европейские языки давно уже движутся по пути аналитизма, перекладывая решение формальных вопросов на грамматику. Например, используя предлоги вместо падежных окончаний. Увы, российский подход идентичен в политике и в языке: ручное управление вместо выстраивания системы, которая работает сама по себе.

Должен ли обижаться мужчина, если о нем скажут: "это выдающаяся личность"? Или корректнее сказать: "это выдающийся личностник"? А про Марию Склодовскую-Кюри сказать, что она "гений" — обидно для женщин? нужно сказать "она — гения"? Все это, на мой вкус, отдает схоластикой и утратой здравого смысла. Слово "индивид" мужского рода, а "индивидуальность" — женского. Ну и что? Это чисто формальные, морфологические категории, указывающие на разность типов склонения, падежных окончаний, и никакой семантики или мистики половых различий за этим не стоит. Слова "человек" (2-ое скл.) и "личность" (3-е скл.) принадлежат по семантике к общему роду, т.е. относятся к обоим полам, хотя и склоняются по-разному. Что ж, будем говорить: Ваня — человек, а Катя — человечка или человечица? По-моему, такая гендерная специализация гораздо обиднее. Морфологический фетишизм, т.е. возведение формальных признаков в содержательные — это, на первый взгляд, левизна и прогресс, а по сути, глубочайшая архаика и фундаментализм.

Итак, я бы предложил более универсальное, не словообразовательное, а грамматическое решение проблемы: условиться, что все обозначения профессий и социальных ролей являются словами ОБЩЕГО РОДА.

В современной грамматике эта категория распространяется только на слова первого склонения: "сирота, одиночка, работяга, тезка, задира, неряха, коллега, калека, тихоня..." Склоняются они как слова женского рода, типа "вода, земля", но по значению могут быть отнесены к лицам обоих полов. Я предлагаю, чтобы аналогично ряд слов второго склонения, имеющих морфологические признаки мужского рода, по семантике были бы отнесены к общему роду: "автор, врач, председатель, инженер, космонавт, программист, философ, профессор".

Это установит симметрию в грамматической системе языка: к общему роду могут принадлежать не только слова, которые склоняются по "женскому" типу (1-ое склонение), но и слова, которые склоняются по "мужскому" типу (2-ое склонение). Если "сирота" и "коллега" могут относиться к мужчинам (хотя склоняются по типу "вода, земля"), то "автор" и "врач" могут относиться и к женщинам (хотя склоняются то типу "стол, конь"). Собственно, так оно и практикуется в языке, но грамматика и словарь отстают, классифицируя слова "инженер" или "председатель" как мужской род, хотя употребляются они — по крайней мере, уже больше ста лет — как слова общего рода. Кстати, и сказуемые согласуются с такими существительными по смыслу: "врач уже пришел" и "врач уже пришла".

Мужчина не обижается, когда о нем говорят "коллега" или "умница". Почему же должна обижаться женщина, если о ней говорят "автор" или "инженер"?

Дальнейший отрыв семантики от морфологии совпадает с аналитической тенденцией в развитии русского языка (в других европейских языках давно победившей). Суть этой тенденции в том, что разные значения могут воплощаться одной и той же формой слова, которая становится гораздо более подвижной, многофункциональной. Нет нужны изобретать новые слова, если то же самое слово может выполнять разные грамматические, в том числе родовые функции.

Например, английское слово "chairman" (председатель) в 1980-е— 90-е гг. подверглось критике за сексизм и альтернативно стал употребляться феминитив "chairwoman". Но он быстро сошел на нет, поскольку язык нашел более экономное средство — грамматическое (вместо лексического умножения словесной материи). Вместо прибавления слова "woman" у слова "chair" было отнято добавление "man". И теперь слово "chair" обозначает и собственно стул, и председателя, кем бы он ни был: мужчиной или женщиной. И никто не путает этих значений, поскольку они четко проясняются из контекста. Никто не воспримет "chair" в подписи или резюме как обозначение стула, а половая принадлежность выясняется из имени.

Надеюсь, что и русский язык двинется по пути грамматического, а не лексического решения этой гендерной проблемы, хотя, конечно, никто не воспрещает пользоваться словами "авторка", "инженерка" или "филологиня", если данные субъекты письма настаивают именно на таком обозначении своей идентичности. Тогда придется писать: "Стихи Ахматовой, Мандельштама, Пастернака, Цветаевой и других авторов и авторок". Но именно Ахматова и Цветаева на этом нисколько не настаивали и даже предпочитали именовать себя поэтами, а не поэтессами, хотя женское начало в их стихах выражено с предельной остротой самосознания...»

Тут не поспоришь, а только задумаешься, найдутся ли у русского языка резервы, чтобы потихоньку начать превращаться в язык аналитический. Это ведь примерно то же самое, как задаться вопросом: когда сама Россия перестанет быть сырьевой страной, а станет страной аналитиков. Да и препятствовать развитию языка – это примерно то же самое, что торговать нефтью, забросив все остальные отрасли экономики. И вероятно, что язык только тогда начнет развиваться «по Эпштейну», когда радикальные изменения произойдут в экономике, а следовательно, и в политике страны.

Боюсь только, что в ближайшее время наблюдать ни того, ни другого мы не сможем. Зато уж точно препятствовать развитию языка не стоит, поскольку это бессмысленно. И в этом я совершенно солидарна с журналистом Анной Наринской, написавшей в своем блоге:

«В последнее время вокруг меня внимание к женскому вопросу (скажем так по старинке) заметно повысилось. Вот например феминитивы. Ну казалось бы – кто эти оголтелые бабенки, которые прям бросаются на вас и заставляют вас их употреблять? Ни на радио их нет, ни ваще в СМИ. Какой-нибудь сайт назовет кого-то «режиссеркой» всего и делов. При этом многим уважаемым мною и любимым людям эти феминитивы прямо спать не дают, кажется. Соображение как будет феминитив к слову «пилот» я уже видела в четырех разных (мужских) ФБ. И вообще куча дружественных (и опять же мужских) фб занято насмешливым каламбуреньем по этому поводу.

Господи, да не все ли вам равно!

Русский язык пережил революционные реформы, индустриальную революцию, которую надо было как то в языковом смысле обживать, социальную смену «говорящей» элиты. Свидетели этому Зощенко, Платонов, токарь Белоусов и многие, многие. Переживет и волну женской самоидентификации – как захочет, так и переживет. Сейчас очевидным образом феминитивы обозначают не просто профессионала-женщину, а профессионала женщину определенного склада. Грубо говоря «режиссерка» это та, кто сама себя так могла бы назвать. (Например, ни разу не видела, чтоб женщин-прокуроров обвиняющих оппозиционеров называли «прокурорками» даже в феминистки-прогрессивных блогах). То есть сейчас бытование феминитивных суффиксов вещь неопределенная. Но я сама в идее, что можно быть великим режиссером, а называться в женском роде вижу множество достоинств. А там посмотрим как оно выплывет. При этом совершенно ясно – реакцией на что именно является эта решимость употреблять феминитивы. Вот сейчас звонит мне например прекрасная (и вправду прекрасная) девушка с неплохого ТВ и приглашает на дискуссию «феминизм – за и против». А что против-то? -- говорю. Ну как же отвечает – вся эта борьба это ж не борьба, а какой то абсурд. Ну как же абсурд говорю, в стране, где нет закона о домашнем насилии, где разница между зарплатой мужчин и женщин составляет 30%, где тотальна презумпция «сама виновата», где в общественном мнении узаконен женский двойной рабочий день (на работе и «по дому») и бесконечное тэдэ и тэпэ. Кстати в каком-то смысле феминитив – это метка, что произносящие этот суффикс все это помнят и осознают. Девушку с ТВ моя речь разочаровала – смеяться на феминитивом к «пилоту» и зарвавшимися митушницами куда интереснее, ага. Но вы то, друзья мои, вы то? Эх...»