Лучше не будет: почему Россия и Иран не становятся союзниками

О том, почему при всей видимости хороших отношений между двумя странами, Россия и Иран не являются союзниками, рассуждает на сайте Московского Центра Карнеги эксперт Российского совета по международным делам, основатель издания «Иран сегодня» Никита Смагин.

Отношения между двумя странами стали быстро развиваться с возвращением Путина на пост президента в 2012 году, и считается, что именно иранцы убедили Кремль принять участие в военных действиях в Сирии, чтобы спасти режим Башара Асада. Однако этого недостаточно, тем более, что экономическое сотрудничество России с Ираном остается очень скромным.

Даже громкий совместные проект транспортного коридора Север-Юг, связывающий Индийский океан и Балтику, который по расчетам выгоднее и быстрее для доставки товаров из Индийского океана в Северную Европу, чем через Суэцкий канал, реально функционирует лишь на отдельных участках. Нет ни нужной инфраструктуры, ни координации, да и многие компании не рискнут его использовать, пока сохраняются санкции США против Тегерана.

Немногим лучше дела и в двусторонней торговле, хотя Иран остается одним из немногих рынков сбыта для российской промышленности. В целом же цифры очень скромные: в 2018 году объем торговли России с Ираном достиг $1,7 млрд, то есть был на уровне Ирландии и составлял менее 1% в российском внешнеторговом обороте.

Причина в том, что странам практически нечего предложить друг другу, поскольку обе экспортируют углеводороды и нуждаются в иностранных технологиях и промышленной продукции.

Российский бизнес не горит желанием работать с Ираном в обход американских санкций. В результате в ноябре 2018 года «Зарубежнефть» вышла из перспективных проектов в Иране, опасаясь санкций со стороны США, обходить которые Ирану помогают в первую очередь Китай и Турция, но никак не Россия.

Создание зоны свободной торговли между Ираном и Евразийским экономическим союзом, которая должна заработать уже в этом году, тоже упирается на практике в санкции, логистические сложности и неприспособленность бизнеса двух стран к совместной работе.

А в нефтегазовой сфере Россия и Иран вообще являются конкурентами. Тегеран обеспокоен контактами Москвы и Эр-Рияда и тем, что Россия может попытаться воспользоваться санкциями против Ирана, чтобы занять его место на нефтяном рынке.

Не помогает сближению и общественное мнение в обеих странах. В России к Ирану равнодушны, тогда как Россия у иранцев, напротив, вызывает немалый интерес и на этой теме пытаются заработать очки политики разных направлений.

Один из примеров - истории с аэропортом Шахид-Ноже в августе 2016 года. Тогда Москва договорилась с Тегераном об использовании иранской базы около города Хамадана как аэродрома подскока для российских ВКС, наносящих удары по Сирии. Однако эта новость вызвала возмущение в иранском обществе, а затем и в парламенте.

Критики напомнили военным и исполнительной власти о провозглашенном сразу после исламской революции принципе недопустимости присутствия иностранных контингентов на территории страны. Этого оказалось достаточно, чтобы иранские власти Ирана почти сразу отозвали разрешение на использование аэродрома.

Тут сработала историческая память. На протяжении XIX и XX веков Россия, а затем Советский Союз неоднократно ставили иранский суверенитет под сомнение. Отторжение Южного Кавказа, расстрел первого иранского парламента из пушек казачьим офицером Ляховым, оккупация Ирана советскими и английскими войсками в 1941 году – все это знаковые события для иранской истории, которые до сих пор уязвляют национальные чувства иранцев. Отсылки к прошлому в российско-иранских отношениях постоянно появляются в иранских газетах. На бытовом уровне негатива к россиянам нет, но отношение иранцев к российскому государству скорее недоверчивое.

А Тегеран, в отличие от российского руководства, вынужден постоянно делать поправку на общественное мнение в выстраивании своих отношений с Кремлем.

Даже охлаждение отношений Москвы с Западом и уход Ирана от строгих религиозных догматов не помогают сближению. Россия проводит на Ближнем Востоке многовекторную политику. Москва готова не только сотрудничать со старыми партнерами, вроде Сирии, Египта, Израиля, но и выстраивать отношения с новыми, ранее очень далекими странами – например, с Катаром и Саудовской Аравией, то есть и с союзниками и с явными противниками Ирана. Хотя у России и не хватает ни экономического, ни политического потенциала, чтобы стать гегемоном на Ближнем Востоке, но сохранить баланс сил, при котором она может играть роль ключевого внерегионального посредника, она способна.

А вот Иран стремится стать ведущим государством на Ближнем Востоке, чтобы обеспечить, как считают в Тегеране, собственную безопасность. Но эту политику не принимает большинство стран региона, да и Москвы считает, что она не способствует стабильности. То есть возникновение любой доминирующей силы, в том числе и Ирана, не отвечает интересам России.

Именно поэтому ни активное сотрудничество в Сирии, ни подходы стран к ближневосточной политике не дают взаимодействию Ирана и России перерасти во что-то большее. К тому же шиитский Иран и светская консервативная Россия с большим процентом мусульман-суннитов также весьма далеки друг от друга.

Поэтому Россия делает ставку на совпадение позиций, а не на разногласия, не поднимая, к примеру, вопросы о правах человека в Иране или об иранской ракетной программе. И такого рода прагматизм и взаимная зависимость будут и дальше определять развитие российско-иранского сотрудничества. Никаких новых рубежей в сближении странам в обозримом будущем не достичь, а потому следует сохранить хотя бы нынешний уровень отношений.